Портрет баронессы Зиммерштадт
Шрифт:
Вздыбленный пенис сэра Джастина слегка подрагивал и почти касался его бедра. Надавливая пальцем на сосок, он вдруг вонзил в него ноготь. С соска потекла красная струйка. Пленник резко мотнул головой, но я удержал его голову на месте и стал накручивать его волосы на руку. Он замычал сквозь зубы. Когда стекавшая струйка достигла бедра, сэр Джастин ткнул в неё концом пениса. Потом провёл им по лобку пленника, оставляя на нём кровавую полосу.
Поискав среди инструментов, милорд вооружился ножичком с узким лезвием. Он выдергивал ногти на руках своей жертвы со старательностью часовщика, налаживающего сложный механизм, и беззвучно смеялся,
Господин велел мне запрокинуть голову пленника назад и начал ощупывать его шею и кадык. Щурясь от удовольствия, он давил его шею пальцами и вонзал под кожу ногти. Затем, взяв молоток, начал долбить им по зубам. Зубы хрустели, разламываясь; с перебитых губ пленника текла кровь. До этой минуты державшийся мужественно, он не выдержал и завизжал как резаный, задёргался. В какой-то момент он потерял сознание. Сэр Джастин сказал мне, что столике должна быть склянка с нашатырём. Я её мигом разыскал и сунул пленнику под нос. Очнувшись, тот почти сразу снова зашёлся визгом.
От зубов сэр Джастин перешёл к носу. Он срезал с него кончик и засунул его пленнику в рот. Туда же последовала срезанная ноздря. С минуту милорд мял и давил его глаза, как бы примериваясь к ним. Потом одним быстрым движением выдавил наружу глазное яблоко. Покрутил его в окровавленных пальцах, рассматривая как какую-нибудь любопытную безделушку, и отправил его туда же, куда и всё остальное - пленнику в рот.
Я подавал по его требованию то один, то другой инструмент, и вскоре всё тело мужчины было исполосовано ранами. Он оказался на редкость живучим. Стонал, дёргался, отплёвывался кровью, пялился на нас уцелевшим глазам, что-то шептал и ревел. Господин позволил немного поразвлечься и мне. Не будучи столь искушён в подобного рода забавах, я просто вырезал ножом над ягодицами пленника слово "амур".
Когда сэр Джастин начал вводить иглу в дырку на его пенисе, он снова потерял сознание. Нашатырь привёл его в чувство, но после того, как милорд раздробил кость на его локте, он вырубился окончательно. Не помогли ни прижигания раскалённым железом, ни холодная вода, ни нашатырь.
Среди инструментов имелась палка, утыканная шипами. Сэр Джастин намеревался ввести её в анальное отверстие пленника ещё когда тот был в сознании, теперь же ему пришлось удовлетвориться тем, что я засунул её в уже безжизненное тело. Милорду это не доставило большого удовольствия. Мы ушли, оставив пленника висеть на цепях, с воткнутой в зад палкой. Вымывшись в особом помещении и одевшись там же, мы в сопровождении человека в капюшоне направились к выходу из дома. Я задержался у двери в комнату, где мы были, и заглянул в неё. Там ничего не изменилось. Горел камин, на цепях висел пленник с палкой между ног. Мне показалось, что этот искромсанный кусок плоти ещё жив. Качнулась окровавленная голова, словно кивая мне.
Через три дня после описанных событий я застал Кристофа - старого слугу сэра Джастина, - за варкой какого-то пахучего зелья. В свете пламени блестела его лысина во всю голову, над ушами топорщились седые волосы.
– Подашь это питьё милорду через полчаса, - сказал он мне.
Спустя тридцать минут я вошёл в кабинет с подносом, на котором стоял бокал с настойкой. За окнами смеркалось. Сэр Джастин уже готов был к выезду на очередной бал. С уложенными волосами, одетый неброско, но с большим вкусом, он был неотразим.
– Сегодня, Джеки, я еду один, - сказал он, отхлёбывая питьё мелкими глотками.
– Ты останешься здесь. У меня встреча с дамой... Она недурна собой, но стара. Безнадёжно стара. Ей под сорок. На женщин член у меня вообще встаёт плохо, а на таких - особенно... Поэтому приходится принимать возбуждающую настойку. Кристоф варит её отменно. Стояк обеспечен на весь вечер... Ты не представляешь, какая это пытка - нюхать пот и духи стареющих женщин, целовать их в накрашенные губы! Но что прикажешь делать? Ещё неизвестно, когда я получу наследство от дядюшки в Рочестере, а деньги нужны сейчас. Наш визит весёлый домик обошёлся недёшево...
Он допил бокал до дна, сунул в рот шоколадную конфету и, утирая рот платочком, вышел из кабинета.
Вернулся он за полночь. Кристоф, прекрасно знавший его обычаи, к тому времени нагрел воду. Когда сэр Джастин вошёл в ванную комнату, я, голый, был уже там. Ни слова не говоря, я принялся раздевать его. А когда он погрузился в наполненную ванну, стал намыливать его душистым мылом.
– Да, Джеки, смой с меня эту пудру, мази и помады, которыми натираются старые кокетки, жаждущие любовных утех, - говорил он, подставляя мне для мытья ту или иную часть тела.
– Пенису и мошонке удели особое внимание... Мне так и кажется, что на них осталась влагалищная вонь...
Конечно, я старался. Не было для меня наслаждения выше, чем мыть моего господина. В такие минуты мне казалось, что он весь принадлежит мне, в моих руках всё его тело, я могу тискать его, мять и гладить где хочу. Движения моих рук становились всё настойчивее. Сэр Джастин стонал от удовольствия, вытянувшись в ванне.
– Да, Джеки, да... А теперь возьми в рот... Соси до тех пор, пока не кончу, хотя кончить мне будет трудновато: вся сперма угробилась на старую куклу... Твой нежный рот - это очищающий сосуд от женской скверны... Пока ты своей слюной не омоешь его, от него будет исходить запах влагалища... Поэтому старайся. Энергичней работай языком...
Я вспотел от напряжения. Думать ни о чём не мог, кроме пениса, который сновал у меня во рту. Сэр Джастин помогал мне движениями бёдер.
– Джеки, убери зубы, - цедил он, запрокинув голову.
– Я не чувствую твоего языка... Энергичней работай языком, и головой не крути...
Две жалкие капли, которые мне удалось выдоить после неимоверных усилий, показались моему господину вполне достаточными для очистки от женской скверны. Усталый, но, видимо, удовлетворённый, он выпил рюмку мадеры и завалился в постель.
На другой день он объявил мне, что мои зубы стесняют свободу движений его пениса и потому их надо удалить все до единого. Он пристально посмотрел на меня.
– Ну, Джеки, что тебе дороже: я или твои зубы?
– Конечно, вы, сэр.
Тихонько смеясь, сэр Джастин притянул меня к себе и, давя пальцем на кадык, поцеловал в губы.
– Ты - мой, - сказал он.
– Мой до конца своих дней и подчиняться будешь мне во всём.
Первый сеанс выдирания зубов состоялся в тот же вечер. Ради такого случая милорд решил даже опоздать на приём у неаполитанского посла.