Портрет художника
Шрифт:
Глядя на нее, Алеша вспоминал отца Аристарха и думал о том, что, пожалуй, удавил бы самого наставника за эту американскую Мэри - и хохотал, затягиваясь пахучей самокруткой.
Он наслаждался запахами моря и соленого ветра, запахом живой рыбы и запахом Мега, похожим на запах живой рыбы и моря, он наслаждался сиянием солнца и медленным вращением звездного неба над головой, барабаны рока утихли в его сердце, он ничего, ничего, ничего, не думал о них.
Глава 39.
Алеша никому не давал свой номер, тем не менее, отец Аристарх разыскал его по телефону.
– Мама серьезно больна, - сказал он, - Настолько больна, что не может позвонить
Он поставил яхту ввиду монастыря и приплыл на лодке прямо к ступеням, спускавшимся к воде и поднимавшимся по обрывистому склону, прямо к монастырским воротам.
Прежде, чем войти к маме, Алеша имел беседу с отцом Аристархом. Их встреча была холодной. Отец Аристарх благословил его, но Алеша не поцеловал ему руку и остался стоять, склонив голову и глядя в угол кельи.
– Что с ней?
– спросил он.
– Врач говорит, что прогрессирует анемия, - сказал отец Аристарх, - Фактически, это так и есть. Но конкретная причина неизвестна. Мы делаем ей переливания, но это не помогает.
– Есть ли другие средства?
– спросил Алеша.
– Есть, - кивнул отец Аристарх, - Любовь. Все наши болезни происходят от упадка духа. Она тяжело переживала то, что ты перестал с ней общаться.
– Она сама этого хотела, - Алеша с вызовом поднял голову.
– Нет, - спокойно ответил отец Аристарх, - Это ты хотел, чтобы она хотела этого. Тебе нужна была причина, чтобы погрузиться в собственную жизнь и в свои пороки.
– Ей вполне хватало Калликандзаридиса, - огрызнулся Алеша.
– Не тебе ее осуждать!
– повысил голос отец Аристарх, - Ты взрослый мужчина и не имеешь права ревновать мать к другому мужчине. Причина в том, что, научившись задирать все юбки, ты не можешь оторваться от юбки своей мамы.
– Где она? В больнице?
– спросил Алеша, опуская голову.
– Нет. Она в отдельном помещении, рядом с моим.
Женщины не имели права находиться на территории монастыря. Но ни один монастырский священник или монах, не мог отказать любому человеку, будь то женщина, мужчина или ребенок, в духовной или телесной помощи. Восточная Церковь полагала помощь ближнему превыше личного спасения души, которое является целью монашества. Миряне не могли присутствовать на некоторых таинствах, но они могли входить в храм, открытый для всех, и могли получать помощь от монастырских врачей, среди которых имелись весьма подготовленные специалисты. Для многих окрестных жителей, и не только окрестных, это была единственная форма медицинской помощи, а сам монастырь - единственным прибежищем в нужде, телесной хвори или болезни духа. Монастырь был небеден, обладал огромной интеллектуальной базой, и именно здесь получил образование один из президентов страны. Священники пользовались непререкаемым авторитетом, они решали семейные проблемы и проблемы собственности, очень часто их слово было выше слова суда или местных властей. Греческая церковь была отделена от государства, но государство не было отделено от нее, поскольку любой из госчиновников, составлявших государственный аппарат, являлся православным христианином. В силу этих причин и учитывая, что белые иерархи, которым формально подчиняется черное духовенство, не лезли со своим уставом в монастырь, монастырь почти никак ни от кого не зависел и даже пользовался фактическим правом экстерриториальности.
Мама спала, когда Алеша вошел к ней, она выглядела исхудавшей и бледной, она выглядела так, как выглядела Афро после визита к вампиру. Алеша вопросительно посмотрел на отца Аристарха.
– Не знаю, - покачал головой отец Аристарх, - Мне не удалось зафиксировать никакого вмешательства. Но она угасает.
Алеша посидел у постели матери около часу, но она так и не проснулась.
Вечером он сидел под звездами, курил марихуану и клял себя за то, что ему не удается ощутить подлинное сочувствие к маме. На интеллектуальном уровне он осознавал всю гибельность, происходящего с ней, но сердце его оставалось холодным. После безуспешных попыток выжать из себя хоть каплю эмоций, он швырнул окурок в воду, поймал за ногу проходящую мимо Меган и повалил ее на теплые доски палубы. Пуповина, соединявшая его с мамой, оборвалась, теперь она стала башней, пронзавшей тело Меган и соединявшей
Потом он долго плавал в тихо дышащем море, Афро плыла рядом с ним среди звезд - и вдруг его начали душить слезы. Меган удивленно посмотрела на него и усмехнулась, увидев, что Алеша хохочет, задирая мокрое лицо к звездному небу.
Под утро позвонил отец Аристарх и сообщил, что мама умерла.
Глава 40.
– Как это могло произойти?! Как?!
– рычал Алеша, - Вы же говорили мне, что вампиры бессмертны!
– Отец Аристарх молчал.
– Чего стоит вся ваша болтовня о величии, если вы не могли спасти одну-единственную жизнь!
– рычал Алеша, он не чувствовал горя, он чувствовал злость, его переполняла холодная ярость, он готов был разорвать на куски этого бледного упыря в черной рясе с изгрызенным морщинами лицом. Отец Аристарх молчал.
Он молчал, когда тело мамы в каменном гробу опустили в глубокий склеп и засыпали склеп землей. Калликандзаридис плакал, его жена стояла рядом в черном платке, она перебирала четки, пальцы ее подрагивали.
– “Как это могло произойти?! Как?!“ - молча кричал Алеша, стискивая кулаки, запачканные черной грязью, в которую опустили маму. Отец Аристарх молчал. Он молчал, когда Алеша плюнул в сторону храма, и молча смотрел в его удаляющуюся спину, и только когда спина исчезла за воротами, растворившись в сиянии моря, за пределами освященной земли, он прошептал, едва разлепляя губы, - От тебя нет спасения.
Алеша и его гетера устроили эпическую тризну в храме неба и моря, они пели орфические гимны, выливая в море хиосское вино из золотой чаши и заливали священным вином жертвенное мясо дельфина, они любили друг друга в воде, подобно дельфинам, и дельфины наблюдали их жертвенные игры, чуя, подобно людям, что все повиснут на остроге судьбы.
Они веселились трое суток, ни разу не преклонив головы, торя путь душе, отошедшей в страну мертвых, они плясали, осыпая друг друга цветами, и радовались смерти, а на рассвете четвертого дня, Алеша бросил в море золотую чашу и встал к штурвалу.
Еще через три дня он загрузил судно полным запасом горючего, воды, провианта, потратив на это последние деньги, и взял курс к африканскому побережью.
Цель рейса, заявленная им своей команде, выглядела вполне прагматично - взять на борт черный марокканский киф, то есть, ферментированную коноплю, контрабандой привезти в Чивита-Веккию и там продать. Была, однако, и другая цель, незаявленная - Алеше насточертела игрушечная Греция, ему хотелось на простор, он и не знал толком, что такое Африка, ему просто хотелось, чтобы ветхие ясли европейской цивилизации, с их монастырями, респектабельными развалинами и хрестоматийными островками утонули в море за его спиной, а его матрос, который нюхом чуял эти настроения, был вовсе не против и только усмехался Алешиным бредням о наркобизнесе.
Черт знает где потому, что электронное устройство для определения координат сдохло, а ориентироваться с помощью секстанта и астролябии Алеша не умел и не имел их - их застал шторм. Они шли с поднятыми мачтами, оборудованными складными, металлическими элеронами, вместо парусов - эти игрушечные мачты из алюминия мгновенно вырвало. Все, что мог делать Алеша - это держать яхту на двигателе против ветра, но ветер постоянно менялся, винты месили воздух и завывали, Меган хохотала, прикладываясь к бутылке, капитан танцевал на пляшущей палубе, цепляясь за штурвал, и вслух проклинал морских богов, не удовлетворившихся взяткой.
Море было по колено налитой водкой Меган, а в капитане, налитом злобой, не оставалось места для страха, но вода заливала трюм через рваные дыры от мачт - игра явно подходила к концу.
Но играющий игроками не закончил свою игру - ветер стих, умерив рычание моря, не успевшего переполнить чашу терпения судна, и мерно заныли проглоченные морем винты.
Хронометр встал, замученный штормом, в мутном воздухе бредово бродил туман, звезды, луна или солнце исчезли или не появились, с сизой небесной тверди, свисали пряди холодных испарений.