Портрет кавалера в голубом камзоле
Шрифт:
Законы гостеприимства заставляли Глорию воздерживаться от смеха, который рвался наружу.
– Прекрасно выглядите… – выдавил Колбин, глядя куда-то в сторону. – Вам очень идет это платье. Гм… хм-гм…
Прочистив горло, он сделал еще ряд тривиальных комплиментов. Глория вежливо кивнула в знак благодарности. Сцена напоминала встречу чопорных англичан Викторианской эпохи.
Раньше Петр Ильич активно не одобрял манеру Глории одеваться и те вещи, которые она выбирала. Вряд ли ему на самом деле нравилось ее пестрое красно-желтое платье до пят, сшитое балахоном.
Из столовой послышался звон посуды.
– Не желаете ли отобедать
– С удовольствием…
Преувеличенно-восторженная интонация в его голосе и соответствующее выражение лица были настолько комичны, что Глорию прорвало. Она не вытерпела и засмеялась, – до слез, не в силах остановиться.
– Ха-ха-ха! И-извините, Петр Ильич… Ах-ха-ха-ха! Простите… Ха-ха-ха!
На самой высокой ноте в гостиную бесшумно скользнул Санта, застыл на пороге, выпятив грудь, и громогласно доложил:
– К вам еще гость пожаловал!
Колбин побагровел. Не хватало, чтобы его визит стал достоянием общественности. Явиться сюда мог разве только вездесущий и наглый начальник охраны, то бишь господин Лавров. Черти его принесли…
Глава 17
Двое баб в старых сермягах [20] и лаптях, подоткнув подолы, собирали клюкву. Молодуха [21] и баба постарше, раздобревшая, но все еще подвижная и бойкая, все дальше и дальше забирались в сырой от торфяной влаги лес, перелазили через поваленные замшелые стволы в поисках наливных ягод.
20
Сермяга – здесь верхнее платье из грубого некрашеного сукна.
21
Молодуха – молодая замужняя крестьянская женщина.
– Тань, а Тань, – окликнула молодуха свою спутницу. – Кажись, заблудили мы с тобой.
Та не отвечала, ползая по мягкому зеленому мху, бросая в корзину пригоршни крупной спелой клюквы.
– Тань, а Тань! Боязно мне чой-то…
Огромные грибы с детскую головку остро неприятно пахли. Брать их было нельзя, – поганые. В маленьких озерцах поблескивала черная жижа. К ним не подойдешь, – зеленая зыбь колышется под ногами, вздыхает и охает.
– Говорят, посреди болота живут русалки и водяные, кормятся тиной и заманивают в топь таких, как мы, – дрожащим голосом пробормотала молодуха. – Им радость, а нам – погибель. Знаешь, сколь там мертвяков? Тьма!..
– Не ной ты, Нюрка, гляди, какая ягода. Словно кровь!
Татьяна махнула рукой в сторону склона, густо поросшего клюквой.
– Че там? – вытянула шею испуганная Нюрка. – Ни в жисть я так далеко не заходила…
Склон полого спускался к оврагу, на дне которого журчал ручей и торчали перегнившие
– Фу-ууу… смердит…
– Небось зверь какой утоп…
– Бежим отсюда, – ойкнула молодуха, хватая корзину с клюквой. – Бежим!
– Куда-а? Дурья башка! Без меня не выберешься…
Старшая осторожно, пробуя ногами почву, – не соскользнуть бы, – стала спускаться по склону к красной россыпи ягод. Все же оступилась и поехала вниз, взвизгивая от ужаса. Внизу ее поджидал зловещий оскал черепа и скелет в истлевшей одежде. То, что бабы приняли за ветки, оказалось костлявыми руками со скрюченными пальцами.
– А-а-ааааа! – завопила доселе храбрившаяся Танька. – А-а-ааа!..
Молодуха, решив, что та тонет, выломала ветку подлиннее и потолще, торопливо перекрестилась и бочком, бочком принялась спускаться.
– А-а-ааа!
Татьяна схватилась за палку с такой силой, что едва не свалила с ног свою спасительницу. Выбравшись из оврага, она опрометью кинулась куда глаза глядят. Только лапти замелькали.
– Тань, а корзина-то? – крикнула ей вдогонку молодуха.
Но баба, не оборачиваясь, неслась вперед. Под ногами хрустел валежник, брызгала из-под лаптей студеная жижа.
Нюрка поспешала следом. Запыхавшись, простонала:
– Постой… погоди… мочи нет…
Татьяна бежала, пока не споткнулась о трухлявое бревно и не рухнула плашмя на ярко-зеленую лужайку, которая прогнулась под ней, ухнула, чмокнула и заходила ходуном. Баба замерла, боясь пошевелиться. Не дай бог, не выдержит верхний слой почвы и она увязнет в трясине… тогда конец. Медленно, затаив дыхание, баба ползком двинулась назад, к земной тверди.
Тут подоспела молодуха, сдавленно вскрикнула, схватила ее за ногу, подтаскивая к себе.
– Держись… осторожней, не то вместе утопнем…
Выбравшись из опасной «лужайки», Татьяна перевела дух и огляделась. Куда их занесло? Вокруг простиралась угрюмая болотистая пустошь, кое-где вздымались островки, заросшие травой и папоротником. Небо заволокли тучи. Пахло погаными грибами, мокрой корой… и падалью.
– Смрадно опять… – пробормотала Нюрка.
– Пропали мы с тобой! Мертвецы нас отсюда не выпустят…
– Какие м-мертвецы?
– Неужто не видела? Там, в овраге?
– Господи Иисусе…
Они закричали, призывая на помощь то ли таких же собирательниц ягод, то ли всемогущего Бога, который вызволил бы их из этих бескрайних топей. В ответ на их крики не раздалось ни человеческого голоса, ни собачьего лая. На болота опускалась мгла. В темной дали, там, где пустошь смыкалась с низким серым небом, протяжно и жутко завыл неведомый зверь.