Портрет кудесника в юности
Шрифт:
— Да? А кто вчера идола гладил?
— А кто позавчера перед крытым рынком головой качал? — с блеском парировал Ефрем.
— Ну так рынок-то стоит пока!
— Пока стоит…
Портнягин перевёл дух.
— Хочешь сказать, само всё вышло?
— А почему нет? — рассудительно отвечал колдун. — Мало ли случаев… В Москве вон перемывали-перемывали по телевизору кремлёвские косточки — стена с захоронениями обвалилась. А ведь в пятнадцатом веке сложена была… Так и здесь. Приехал из Суслова генерал — и давай обычаи ломать, на новых крайних перенацеливать. Сначала в мозгах вибрация началась, а там и астрал срезонировал…
Портнягин опёрся широко раскинутыми руками на край стола, подался к учителю.
— Ефрем! — ласково молвил он. — Ну что ж ты меня за лоха-то держишь? Сам прикинь, что получается. Обидела тебя контрразведка, прислала капитана. Порчу снять. Ты её и снял. С моей помощью. Тут уже они на тебя обиделись — пришли разбираться, всю энергетику нам порушили. А на следующее утро у них потолок падает, генерал ногу ломает. Несчастный случай?
Последнюю фразу Глеб выговорил откровенно издевательски. Чародей встал. Запахнул халат, подошёл к тусклому окошку, помолчал, размышляя.
— Ефрем, — с мягкой укоризной сказал ему в спину Портнягин. — Не доверяешь? Проболтаюсь, боишься?
— Нет, — глуховато прозвучало в ответ.
— Что нет? — не понял Глеб.
— Не было это несчастным случаем, — отрывисто и вроде бы через силу признался колдун.
Портнягин обмяк. Честно говоря, на такую откровенность он даже и не рассчитывал.
— А что же это было? — замирая, спросил он.
Кудесник обернулся. Узкое морщинистое лицо его показалось Глебу загадочным и древним, как у языческого идола.
— Счастливый это был случай, Глебушка, — с неожиданной теплотой в голосе изрёк колдун. — Счастливый…
Жупел вполнакала
Государственные дела требуют более смелой морали…
Вторжение прогресса в повседневность старый колдун Ефрем Нехорошев, как правило, принимал с кислой миной, и вовсе не потому что сомневался в безотказности бытовой техники — скорее наоборот. Да, рассуждал он, сотовый телефон не подведёт, но ты ж потом десять раз за голову схватишься: лучше бы он подвёл, мыльница чёртова! Последнее приятное исключение имело место лет десять назад, когда Ефрем среди ночи набрал по ошибке номер взрывного устройства — и поднял на воздух пустой крытый рынок за восемь часов до намеченного террористами срока, угодив аккурат в те двадцать минут, что потребовались сторожу для похода в круглосуточный магазин.
Все прочие пережитые им звонки — как входящие, так и исходящие — никому, помнится, радости не принесли.
Из множества перебывавших у Ефрема учеников один только Глеб Портнягин обладал мужеством время от времени высказаться в защиту прогресса.
— Давай тогда в каменный век вернёмся! — задиристо предлагал Глеб. — Ни науки, ни техники… Благодать!
— Давай, — невозмутимо соглашался чародей. — Смеху будет… Ты ж там без железяк своих пропадёшь, а я — вот он, я! Хоть в каменный век отправляй, хоть в бронзовый — выживу, Глебушка, выживу, не боись…
— Но мы-то не в каменном веке живём!
— То-то и оно… — вздыхал кудесник.
— А что ты себя с остальными равняешь? — горячился Портнягин. — Сколько вас таких? Раз, два — и обчёлся! А нормальный, простой человек? Он же только с железяками этими свет увидел! Скажешь, нет?
— В том-то вся и клюква, Глебушка, — сокрушённо отвечал ему Ефрем. — Раньше затеет человек пакость какую — глядь! — а она технически невыполнима. Помечтает, помечтает — да и плюнет. А теперь — не-ет… Теперь запросто…
— А если добро затеет?
Колдун насупился, потом с сожалением покосился на ученика. Молодой, гормоны играют, видимость смысла жизни создают. Ну да какие его годы! Глядишь, поумнеет с возрастом…
— Ну ты сам прикинь, — страдальчески вздёрнув брови, попробовал вразумить он юного упрямца. — Железяки, они для чего? Жизнь ускорить… А слыхал, небось: одни только злые дела быстро делаются. Добрые-то — медленно…
— Ну? — непонимающе сказал Глеб. — А теперь и они ускорятся…
— В-вот! — И чародей назидательно воздел сухой морщинистый палец. — Чуть с добрым делом поспешишь — оно тут же во зло и обернётся… Опять же от размаха многое зависит. Добро в чистом виде — всегда крохотное…
— Это почему?
— Да потому что вреда никому не приносит! Скажем, накормил ты нищего. Добро? Добро… А сто нищих? Тут уже, хочешь не хочешь, придётся дармовую столовую открывать. А теперь прикинь: сколько ж народу нужно по миру пустить, чтоб на такое благое дело денег хватило…
— Нет, погоди… — сопротивлялся Портнягин. — А как же добро в мировом масштабе?
— Боже сохрани! — испуганно сказал колдун. — Как заговорят о добре в мировом масштабе — значит, жди бомбёжки. Примета такая… А машинки твои, Глебушка, только и могут что ускорять да увеличивать — какое уж тут добро! Вот ты каменный век помянул. А того не ведаешь, что первый каменный топор нелегально был изготовлен. Не уследили…
Трудно было спорить с Ефремом Нехорошевым, ох, трудно.
— А сам приборы мастеришь, — упорствовал настырный питомец. — Неувязка получается…
Действительно, одной из статей дохода Ефрема Нехорошева были мелкие колдовские поделки, сдаваемые на реализацию в магазинчик «Оккульттовары», что гнездился в полуподвале неподалёку от редакции «Ведуна». Да и сейчас на застеленном газеткой столе изготовились для сборки части прибора астрального видения, в готовом состоянии сильно напоминающего лорнет с закопченным стёклышком.
— Сравнил! Божий дар с яичницей! — осерчал чародей, запахивая халат. — Мы-то их, чай, с тобой не на конвейере гоним… Каждая вещичка — штучная. И хозяин для неё тоже должен быть штучный — не абы кто… — Хотел ещё что-то прибавить, но был бесцеремонно прерван сотовым телефоном, тоненько грянувшим первые такты марша «Как ныне сбирается Вещий Олег…»
Кудесник брезгливо покосился на такое маленькое и такое голосистое устройство.
— Думаешь, что хорошее скажут? — буркнул он, беря со стола трубку. — Слушаю…