Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин

Михайлов Александр Георгиевич

По мнению Анатолия Куликова, все три инцидента с захватом заложников, происшедшие в Минводах летом 1994 г., готовились и осуществлялись террористами по одному сценарию. «Последний четверг каждого месяца — такая печальная периодичность прослеживается в захвате заложников в районе Минеральных Вод».

29.07.94 — Захват 23-летнего сына атамана Кизлярского отдела Терского казачьего войска Александра Эльзона. Требования террористов — выкуп в размере 1 миллиарда рублей, угрозы казнить пленника, если не будет предоставлен выкуп. Атаманы всех казачьих регионов России заявили, что в случае смерти Владислава Эльзона в течение двух суток на чеченскую границу приедут десятки тысяч казаков. Нарастала угроза столкновения казаков с чеченцами.

Отпуск

был еще в самом начале, но отдыха не получалось. Телефонистки спецкоммутатора разыскивали директора, где бы он ни находился. Звонили из Москвы часто. Звонили с Лубянки, звонили из Кремля и из Белого дома. И хотя это позволяло быть в курсе событий, вестей добрых эти звонки не несли. Оперативная обстановка была крайне сложной. Но не менее сложной была обстановка и политическая. Отголоски кремлевских интриг докатывались до Кавказа. Подковерные игры стали там нормой жизни. И одну из главных ролей в них играла команда Александра Коржакова, который на удивление многим из заурядного телохранителя неожиданно превратился во влиятельную и опасную для общества политическую фигуру. Как Григорий Распутин, он влиял на многое. Допускать к телу или не допускать. Принимать или не принимать. Докладывать или не докладывать. Для многих дружба с Коржаковым была залогом благополучия. Став врагом Коржакова, человек становился врагом трона. Получив в свои руки право ОРД — оперативно-розыскной деятельности (подслушивать, подглядывать, отслеживать), он приобрел еще более внушительный вид.

Обитатели Кремля, включая главу администрации президента, ощущали недреманное око и ухо главного охранника. Мифы о всесилии охранника просто роились. Косноязычная речь казалась глубокомысленной, и за каждым междометием виделся скрытый смысл. Но охрана всего лишь охрана. А хотелось большего. Вскоре им был сформирован мини-КГБ. И по размеру, и по интеллекту. Но размах был глобальный. То в проблемы экономики лезут, то проблемы нефти… Обо всем, как говорил классик, разумение имели.

Иногда даже забывая, зачем их, собственно, держат.

Все чаще предметом его или его окружения интриг становился директор ФСК. Этому было свое объяснение. Большинство сотрудников СБ, во всяком случае первого круга, относилось к категории людей убогих, но с непомерными амбициями. Не имея возможности реализовать себя в органах безопасности, они неожиданно оказались там, где их влияние на эти органы было достаточно велико. Реваншизм как социальная категория, реализуемый группой тщеславных людей, опаснее чумы. Во всяком случае, для тех, кто становится объектом этого реваншизма. В данном конкретном случае объектом была Федеральная служба контрразведки. Один из коллег Коржакова, человек обиженный и злопамятный (Баранников чуть не посадил его за разглашение служебной тайны), прямо говорил: «Мы вас (имея ввиду ФСК. — Авт.) уничтожим. Мы сделаем то, что не удалось Бакатину». При этом основной идеей было полное подчинение органов исполнительной власти — госбезопасности — Службе безопасности президента.

В службе Коржакова периодически возникали разного рода завиральные идеи об очередном реформировании спецслужбы, смене его руководства. На этой интриге в какой-то степени и держалось всесилие СБ. Вбросы такой информации не просто нервировали чекистов. Они выводили из себя, парализовывали работы госструктуры. Ну, если не сегодня-завтра снимут директора, зачем тогда работать? Сменится директор, сменится команда. Тогда…

Дважды это удавалось. В 1991 и 1993 году. Но если в первом случае для этого были некоторые предпосылки (общественное мнение, изжога после августовских событий), то в 1993 году реформа имела исключительно субъективный характер. Президенту навязывалась маниакальная мысль, что Министерство безопасности не проявило активности в октябрьских событиях, что Галушко человек КГБ, что в стенах Лубянки возможен антипрезидентский заговор. Несколько раз скандальные прогнозы попадали в прессу. В 1994 году в прессу была вброшена так называемая «Версия-1». Опубликованная в «Общей газете», она произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Находившийся на отдыхе президент, с подачи редактора «Известий» В. Голембиовского, просто рвал и метал. Самым нелестным из сказанного было: «Куда смотрят спецслужбы?» Разъяренный после выволочки, Степашин вызвал на ковер заместителя

начальника Управления БТ (борьба с терроризмом) генерала Н. Брагина и дал ему срок три дня. «Найдешь — награжу. Не найдешь — уволю». Автора нашли через день, а для большего воспитательного эффекта, как доложил Н. Брагин, посадили в «Лефортово» на четыре дня. Им был теперь уже приближенный к нынешнему Кремлю Глеб Павловский, политолог, политовед и главный политтехнолог. Задача была решена только наполовину. Главное было выяснить — кто, с какой целью осуществил вброс «Версии» в прессу. (Сам Павловский свое участие категорически отрицал, заявляя, что делал этот вариант для себя. Для всей своей огромной души.) Забегая вперед заметим, что не прошло и нескольких лет, как Павловский, словно Сильвио из пушкинского «Выстрела», достал-таки Степашина. Премьер Степашин был объявлен кремлевскими имиджмейкерами «слабым», что послужило поводом для его отставки и замены Путиным.

Делом Павловского занималась прокуратура. Уголовное дело так и не было доведено до конца. Однако ни у оперов ФСК, ни у следователей Прокуратуры не было сомнений, что вброс был сделан людьми Коржакова, с целью обвинить коллег с Лубянки в неспособности разоблачать заговоры, а попросту — потворствованию таковым (Лубянка долго считалась у Ельцина структурой ненадежной). Не стану возводить напраслину на самого Александра Васильевича. Может, он это и не знал, не царского это ума дело, но…

До отставки Коржакова спецслужбы находились буквально на кипящем вулкане. Никто, включая президента, до конца не мог с уверенностью сказать, что с ФСБ будет завтра.

Бредовых идей было множество. Вот только несколько из них. Спецслужба должна быть раскассирована по следующему принципу: разведка должна быть передана в МИД. Контрразведка — в Совет Министров (?), Управление по борьбе с терроризмом — в МВД. Экономическая контрразведка — в зависимости от направлений — ведомствам. Туда же и подразделения по контрразведывательному обеспечению стратегических объектов. Военная контрразведка — в Министерство обороны. И все поставить под контроль СБ. (В декабре 1994 года, после памятных событий по публикации МК «Лицом в снег», у мэрии это почти произошло. Московское управление ФСБ оказалось в оперативном подчинении СБ.)

«Бред!» — говорили на Лубянке.

«Но какой размах!» — говорили в Кремле. О степени профессионализма самого Коржакова (забегая вперед), который не видел в глаза живого агента и не держал до своего назначения в руках ни одной разработки, мы можем судить только по одному факту.

В записанных с его слов так называемых мемуарах сообщается сенсационный факт — Евгений Киселев был агентом КГБ! То, что разглашение такой информации — дело подсудное, ясно и первокласснику. Но как это подается!

Он (или за него) пишет, что однажды ему кто-то принес цветную (в чем интрига именно с цветной?) ксерокопию личного дела агента «Алексеева», из которого Коржаков узнал, что журналист Евгений Киселев сотрудничал с КГБ. При этом Коржаков публикует некоторые страницы этого дела. Если бы не последнее обстоятельство, можно было бы принять это на веру, пожав плечами, — ну и что это за сенсация? Тысячи людей сотрудничали с КГБ в те годы. Да и вообще, разве может быть сотрудничество с государством посредством негласных контактов через орган исполнительной власти фактом комрометирующим? Для чекистов (Коржаков себя к ним тоже причислял) в этом нет ничего странного. Более того, органы госбезопасности были заинтересованы в этом, так как основная задача их — получение информации. К агентуре на Лубянке всегда относились трепетно, с уважением.

Здесь же был налицо факт попытки выдать такое сотрудничество за что-то грязное, мерзкое… Впрочем, в этом весь Коржаков. Своими мемуарами он показал, что предательство — это образ его мышления.

Но оставим мораль. В книге, как уже говорилось, были опубликованы два документа — анкета и обложка дела. Даже младший опер, обративший внимание на обложку, определил бы подлог, сделанный людьми, далекими от органов безопасности.

В графе подразделение было написано «Второе главное управление», а чуть ниже пятизначный номер войсковой части. Слепить такое мог только человек с эрудицией дятла. Номер войсковой части является закрытым наименованием подразделения и потому рядом с наименованием открытым никогда не ставился. Липа! Грубая и нелепая.