Портрет тирана
Шрифт:
Но слова — словами, а дело — делом. Число членов ЦК возросло с двадцати семи до сорока — столько избрал съезд. Теперь генсеку легче будет маскировать продвижение своих людей на ключевые посты в партии. И проще выводить из ЦК неугодных.
При Ленине каждый член ЦК мог и в Секретариате, и в Оргбюро, и в ПБ поставить любой волнующий его вопрос, отстаивать свою точку зрения и, в случае надобности, обратиться к пленуму ЦК. Но и решение пленума, обязательное для всех коммунистов, член ЦК мог обжаловать перед съездом партии.
Эта Ленинская традиция связывала действия генсека, костью в горле застряла. Он «терпел» до 1925 года. На XIV съезде партии Сталин дозволил меньшинству выступить в последний
На X съезде в докладе о продналоге Ленин высказал любопытные мысли.
«Твердый аппарат должен быть годен для всяких маневров… Политика есть отношения между классами… Аппарат, как подобное средство, чем тверже — тем лучше и пригоднее должен быть для маневров» [60] .
60
(…)
И Ленин ставит перед партией задачу — добиться полного подчинения аппарата политике партии.
Что еще нужно было Сталину? Получив этот теоретический подарок, он наивыгоднейшим образом использовал ленинские советы, лишь немного модифицировав последнее указание вождя: добился абсолютного подчинения аппарата ЦК своей личной политике, заботливо спеленал оппозицию и недрогнувшей рукой заткнул ей кляпом рот.
«Как это ему удалось»…
В борьбе за единоличную власть в партии Сталину сопутствовали благоприятные обстоятельства — это также войдет в ответ на поставленный в заголовке вопрос.
Старая пословица «Рыба тухнет с головы» неизменно приходит на ум, когда пытаешься восстановить историю перерождения большевистской партии. Процесс начинался в верхах. Сталин взял на себя роль катализатора. При нем процесс разложения партийного руководства получил тройное ускорение.
На самом верху — партийные бонзы, у них под рукой аппарат ЦК, проводник директив. Внизу — безгласная, скованная тотальной парт-дисциплиной, масса рядовых членов.
Такова схема взаимоотношений внутри партии, сложившаяся в 1923 году. Умиравший вождь был уже бессилен что-либо изменить.
Последние годы жизни Ленина Сталин, с помощью послушного аппарата, третирует основателя партии. Когда старый коммунист Г.Л. Шкловский попросился на заграничную службу, Ленин, помня совместную работу в годы эмиграции, предложил его кандидатуру — от госбанка или внешторга. Но Оргбюро провалило рекомендацию вождя. Сталин — устами других членов бюро — обвинил Ленина в… протекционизме. Отвечая на записку Шкловского, Ленин писал 4 июня 1921 года:
«Вы вполне правы, что обвинять меня в „протекционизме“, в этом случае — верх дикости и гнусности. Повторяю, что тут интрига сложная. Используют, что умерли Свердлов, Загорский и другие. Придется вам идти „с начала“. Есть и предубеждения, и упорная оппозиция, и сугубое недоверие ко мне в этом вопросе. Это мне крайне больно, но это факт… „Новые“ пришли, стариков не знают, рекомендуешь — не доверяют, повторяешь рекомендацию — усугубляется недоверие, рождается упорство: „А мы не хотим!“ Ничего не остается: с начала, с боем завоевывать новую молодежь на свою сторону» [61] .
61
Письмо до сих пор не опубликовано. Цитируем по тексту рукописной копии.
В этом маленьком письме, написанном Лениным за два года до смерти, — трагедия вождя, теряющего
К двадцать третьему году Сталину удалось сколотить небольшую, но сильную, облеченную высшей властью группу карьеристов.
Старые партийцы, из проницательных, видели куда гнет генсек. Нашлись среди них смельчаки — Скрыпник, Красин, Осинский, Лутовинов, Затонский… Они безбоязненно разоблачали сталинский бонапартизм, фракционные интриги генсека. На XII съезде Косиор прямо обвинил ЦК в групповщине: — Руководящая группа ведет свою политику, которая часто противоречит интересам партии.
«Десятки наших товарищей стоят вне партийной и советской работы» лишь потому, что они участвовали в дискуссиях. А в руководящие органы попадают только те, кто «связан в прошлом или настоящем с руководящей группой Центрального Комитета» [62] .
Лутовинов убийственно точно аттестовал групповую политику, проводимую генсеком от имени ЦК.
Что же Сталин? В заключительном слове он лишь вскользь упомянул Лутовинова и ушел от ответа в дебри международной обстановки. И продолжал после съезда подрывную фракционную деятельность.
62
XII съезд, с. 93.
В подобных случаях в народе говорят: «А Васька слушает, да ест».
История знает еще одну попытку вырвать центральный аппарат из цепких рук Сталина. В августе 1923 года в Кисловодске отдыхали Зиновьев, Бухарин, Евдокимов, Ворошилов, Лашевич, Фрунзе и еще несколько ответственных партийных деятелей. Прогуливаясь однажды в окрестностях курорта, они собрались в пещере и там обсудили положение, сложившееся в аппарате ЦК. Оказывается, Оргбюро снимает, назначает, перемещает партийных работников, не советуясь с членами Политбюро. Все делается тихо, келейно, кто-то настойчиво продвигает на ответственные посты в Москве и в губерниях своих людей…
От имени этой группы послали письмо Сталину. Генсек срочно прибыл в Кисловодск. Сталин «успокаивал» товарищей: их страхи вовсе беспочвенны, никто не игнорирует Политбюро, никто не нарушает Устава партии. В этом нетрудно убедиться — он приглашает членов ПБ регулярно присутствовать на заседаниях Оргбюро [63] .
Товарищи приняли к сведению сказанное Кобой. Но на заседаниях Оргбюро никто, кроме Зиновьева, не появился. Да и он зашел как-то невзначай, на минутку…
63
XIV съезд. Стенографический отчет. М., 1926, с. 455, 456.
Никто из них не видел истинных масштабов организационной подготовки, проводимой генсеком через аппарат. Никто не ведал, что уже тогда, при Ленине, Коба вел слежку за каждым шагом вождя и его соратников: ни один разговор, ни одна записка, ни один лист копировальной бумаги Секретариата ЦК и личных секретарей членов ПБ не могли миновать желтых глаз Иосифа Сталина.
Через год после смерти Ленина генсек усовершенствует систему слежки. Бориса Бажанова давно занимал вопрос: бумаги шеф подписывает почти не глядя, в серьезные проблемы, требующие глубокого внимания, не вникает. Что же он делает долгими часами?.. Однажды, зайдя в кабинет, Бажанов увидел Сталина за столом с телефонной трубкой, прижатой к уху. Но что это? На всех телефонных аппаратах трубки — на местах. Секретарь заметил шнур, уходящий в ящик письменного стола. Значит… В этот момент Сталин поднял голову, и не отнимая трубки от уха, посмотрел на секретаря. Бажанов молча отступил к двери и вышел.