Портрет убийцы
Шрифт:
— Это будет здорово. Дела идут хорошо?
— Вроде бы.
Пауза. Мне непонятен этот разговор.
— Ты видел рисунок? Я сдал его вчера в отдел вещественных доказательств. Тебя не было — я пытался тебя найти.
— Угу, я глянул на него сегодня утром. Хорошая работа, Диклен, в самом деле хорошая. Так я заеду за тобой в одиннадцать, хорошо?
— Одиннадцать устраивает. В таком случае до встречи.
— Да, до встречи.
Я иду в гостиную, где играют мама с дочкой. И несколько секунд наблюдаю за никчемушным путешествием, которое совершает
— Рэй спрашивал, не хотим ли мы поехать завтра в Рюли.
Изабелла поднимает глаза, Джесси тоже, и улыбается при виде стоящего в дверях отца.
— У нас кое-что запланировано.
— А я сказал ему, что мы поедем.
— Отлично. Вот ты и поезжай. А у нас с Джесси другие дела.
Наконец-то ты добралась. Ты останавливаешь машину, задумчиво положив руку на тормоз, немного не доехав до вершины холма. Давно пора пробежать мыслью по этому следу в небесах, который, сверкая, ускоренно приближается к тебе. Приобщившись к небесам, ты снова сможешь стать разумным существом, прочно стоящим на земле, действующим по законам природы, лишенным той особой силы, какой ты была наделена.
Не знаю, что ты обнаружишь на Верхушке Рюлиева Холма, Когда я был там последний раз, коттедж находился в плохом состоянии, стал домом для крыс и мышей и не улетающих на юг птиц. В тот день твой отец повез меня, тебя и твою маму в наше последнее совместное путешествие. Казалось, он не удивился, когда, приехав за мной, увидел, что ни Изабеллы, ни Джесси нет. А ты, если ты и огорчилась из-за отсутствия юного товарища детских игр, то никак этого не показала. Для тебя, ребенка, постоянство было неведомой категорией.
Мы выехали из Ноттингема по шоссе А-610, петляя по дороге, по которой мы уже ездили полдесятка раз. Я сидел рядом с твоим отцом; ты и твоя мама сидели сзади. Мы, взрослые, почти не говорили, а ты комментировала все, что мелькало за окном. Это был отличный день поздней осени, почти бабье лето, и твоя мама захватила с собой корзину с едой. Мы миновали кабачок, церковь, кладбище, — «вэрайент» тяжело поднимался в гору, этакая вытянутая голубая коробка среди зелени и ржавых красок дербиширских холмов. Наконец мы приехали туда, где ты сейчас находишься. Выйди из машины, разомни ноги, потрать минуту на то, чтобы полюбоваться видом этой земли, которую так обожал твой отец. Когда ты будешь совсем готова, сядь на травянистый склон перед коттеджем, где-то возле того места, где все мы сидели тридцать лет тому назад, и вслушайся в шум ветра в ясенях, вязах и дубах, которые росли на этом склоне прежде, чем кто-либо из нас пришел в этот мир.
Твой отец качает тебя на коленях. Твоя мама сидит в сторонке. Твой вечный спутник — белый кролик — покоится на каменном сиденье. Я смотрю на вас всех — какая счастливая семья. И вспоминаю, когда мы приезжали сюда в последний раз — тот день, когда с нами были Изабелла и Джесси. Тот день, когда мы обсуждали долго и упорно сравнительные достоинства камеры и глаза художника. Я сделал набросок вас троих карандашом на бумаге, вырванной из блокнота твоего отца, — вы сидели почти так же, как сидите сейчас. В тот день Изабелла сфотографировала вас аппаратом твоего отца «Кодак инстаматик».
— А теперь, мисс Артур, я бы обратился к проблеме наследства вашего отца. Он, конечно, поименовал вас в своем завещании?
— Да.
— Скажите нам, пожалуйста, сколько вы получите после его смерти?
(Мистер Джонсон встает.)
— Возражаю.
— Мистер Форшо, я надеюсь, мне не нужно снова вам напоминать.
— Приношу свои извинения. Я могу перефразировать вопрос. Мисс Артур, знаете ли вы о каких-то обстоятельствах, которые могли оказать существенное влияние на размеры наследства вашего отца?
— Значительную часть его составляет дом. Я понятия не имею, за какую сумму он может быть продан.
— У меня на уме в большей мере страховка, которая была у вашего отца в момент смерти. Вы знаете, конечно, что суммы страховки меняются в зависимости от некоторых условий?
— Да.
— И что одним из таких условий является преднамеренное нанесение себе увечий?
— Мой отец не убивал себя.
— Я не об этом вас спрашиваю. Знаете ли вы о таком условии?
— Да, знаю.
— Благодарю вас. А теперь, мисс Артур, вы ведь присутствовали при показаниях Гордона Финдлея в ходе данного заседания?
— Да.
— Мистер Финдлей лучше известен вам, как дядя Боб?
— Когда я была моложе, так оно и было.
— Потому что он и его жена помогали присматривать за вами в тех частых случаях, когда вашего отца не было дома?
— Да.
— Значит, мистер Финдлей был близким другом семьи?
— Был.
— Можете вы объяснить, что он имел в виду, говоря о проблемах, существовавших в вашей семье?
(Мистер Джонсон встает.)
— Никаких доказательств этого в деле нет.
— Мистер Форшо?
— Хорошо. Пожалуй, я могу задать вам прямой вопрос. Были ли какие-либо проблемы у вас с вашим отцом или вообще в семье?
— Нет.
— Вообще никаких?
— Нет.
— Но вы не часто видели его. Вы жили приблизительно в пяти милях друг от друга и в последний раз видели его за шесть недельдо его смерти?
— Я любила отца. Вы не имеете права что-то искажать, чтобы это звучало так, как вам хочется.
— В мои намерения не входит что-либо искажать. Сколько раз вы видели отца в этом году, например?
(Мистер Джонсон встает.)
— Представитель обвинения травит свидетеля.
— Мистер Форшо?
— Я лишь пытаюсь, сэр, установить основу отношений, существовавших между свидетельницей и покойным.
— Для чего?
— Мисс Артур, как мы слышали, упорно утверждает, что ее отец не мог совершить самоубийство. Я бы считал важным, взвешивая такие показания, подумать об основаниях для подобного вывода.