Портрет уважаемого человека
Шрифт:
Я помедлил с ответом. Что-то в этом человеке принуждало меня говорить правду.
— И да и нет. Я люблю Бетти. Но в последнее время мы как-то отошли друг от друга. О, она, конечно, не одна виновата, этого я не стану утверждать. Мое дело отнимает у меня слишком много времени, вот семейная жизнь и страдает.
Гассер рассмеялся отрывисто и мрачно.
— Да, — сказал он, — мужчина, помимо жены, имеет еще возлюбленную: свою профессию! Жена должна с этим мириться. У нее зато дети.
Сам того не сознавая, он высказал как раз то, что так затрудняло мою семейную жизнь.
— Когда я как следует налажу свое дело, у меня будет оставаться больше времени для жены, — заметил я.
Гассер снова рассмеялся мрачно и пренебрежительно.
— Глупости! Это вы сегодня так говорите, — возразил он. — Я старый человек, с большим жизненным опытом. И я вам скажу: никогда вы не наладите свое дело так, чтобы оно не поглощало ваших лучших сил. Слышите — никогда! Все прочее — глупости! Я зарабатываю хорошо. Если бы речь шла только о деньгах, я мог бы даже носа не показывать на фабрику. И все-таки я работаю каждый день с утра до вечера. Понятно это вам, дорогой друг?
— Да, конечно, — ответил я. — В работе находишь радость и хочешь…
— Радость? — закричал он. — Радость? Глупости! Глупости это! Ни намека на радость! Просто схватит тебя… вот так! — Он схватил меня за куртку и потянул через стол к себе. — Вот так тебя хватает и уж не отпустит! Вот это как! Но радость?.. — Он презрительно отмахнулся. — Радость? Глупости! Заботы — да, но не радость.
Я никогда еще не видел Гассера в таком волнении. Но и меня увлек этот разговор. Он вращался около вопросов, которые я себе часто задавал, не находя на них ответа.
— Неужели вы хотите сказать, что предприятие такого размаха, как ваше, все еще причиняет вам заботы? Вы же сами сказали, что зарабатываете много.
— Зарабатываю! Вы считаете, что этим все сказано, а? Глупости! Вы стоите в начале пути, поэтому вы так говорите. Вопрос ведь не в том, как заработать, а в том, как организовать предприятие, вопрос в его… его… устойчивости! По крайней мере — для меня! — Он неожиданно сделал рукой такое движение, будто что-то стирал со стола. — Ах, да что там!.. — сказал он, и его лицо вдруг стало старым, усталым и покрылось морщинами. — Не будем об этом говорить, вы не поймете. Когда-нибудь я расскажу вам, но не теперь! Пойдем, уже поздно.
На другой день Бетти почувствовала себя настолько хорошо, что мы могли медленно проделать путь в город. Когда Бетти подала Мелани руку, у той на глаза навернулись слезы.
— Отец, — сказала она и наклонилась вперед, — я просила Бетти… госпожу Бетти… просила ее навестить нас. Ничего, что я?.. Ничего, если она?..
— Глупости! — ответил старик. — Конечно, можно! Мы ведь оба рады их видеть, так что не задавай глупых вопросов.
Бетти весь день была в веселом и шутливом настроении.
— Гав, гав! — пролаяла она. — Господин Гассер, знаете, кто вы? Ворчун-медведь! Но вы мне все-таки нравитесь.
Гассер улыбнулся широкой, уверенной, открытой улыбкой.
— Я рад, красавица моя! Из таких прекрасных уст я еще никогда не слышал комплимента.
Вторую неделю наших каникул мы провели вместе с Гассерами. Ездили в Шульс, ходили в сторону Понтрезины и вместе купались. Теодора невероятно смешил огромный живот Гассера. Когда старик спокойно лежал на спине, жмурясь от солнца, мальчуган ползал по нему, визжал от удовольствия, садился верхом и кричал, изо всех сил дрыгая ножками:
— Но-о, лошадка!
— Тедди, веди себя прилично! — одергивала его Бетти.
Но Гассер только смеялся.
— Не мешайте ему, красавица моя! Если он мне надоест, я брошу его в озеро.
Мне кажется, он немножко увлекся Бетти. Когда нам пора было уезжать домой, он и дочь проводили нас на вокзал.
Гассер раза два повторил свое приглашение, и мы обещали в августе побывать в Лангдорфе.
Глава шестнадцатая
Мы оба, сами себе в том не признаваясь, отправились в эту поездку с надеждой, что горный воздух Граубюндена исцелит наш больной брак. Но уже в первые дни после возвращения я убедился, как, вероятно, и Бетти, что такие болезни не вылечиваются переменой воздуха. Правда, мы старались обращаться друг с другом возможно сердечнее. Я спрашивал, болит ли еще нога, а она рассказывала о соседках, о повседневных мелких происшествиях в ее мирке. Вечером, сидя за ужином, мы говорили о Гассере и его несчастной дочери, которой Бетти отвела особый уголок в своем сердце.
Но уже через несколько дней эти темы были исчерпаны, и нам не оставалось ничего другого, как вести по самым пустяковым поводам самый пустяковый разговор, неизменно замиравший после первых же фраз. Тогда я углублялся в газету, Бетти бралась за книгу или начинала штопать чулки. В половине восьмого она укладывала Тедди, а около одиннадцати я говорил:
— Уже поздно. Не пойти ли нам спать?
Бетти откладывала работу и отвечала:
— Да, я тоже устала.
Мы еще заходили с обычным визитом к Тедди, который теперь спал в третьей комнате, потом раздевались, обменивались небрежным поцелуем, говорили друг другу «спокойной ночи» и ложились. Прежде чем уснуть, я часто думал о деле. Случалось, что Бетти нарушала ход моих мыслей, спрашивая о чем-нибудь, и я кратко отвечал. Так кончался день и начинался новый, когда утром звонил будильник. Бетти вставала и, пока я умывался, готовила завтрак. Прежде чем уйти, уже надев шляпу, я еще раз целовал ее, и она спрашивала:
— Ты придешь поздно?
И каждый раз, спускаясь по лестнице, я испытывал какое-то облегчение. Вероятно, то же чувствовала и Бетти.
Как было обещано, мы посетили Гассера в Лангдорфе. Нам не пришлось долго спрашивать, где находится фабрика. Она стоит на холме, и ее видно уже с вокзала. Тогда над ее крышей виднелась надпись: «Артур Гассер, трикотаж». Впоследствии я это изменил, и теперь далеко светится другая надпись из зеленых неоновых трубок: «Трикотаж — АГА — трикотаж». Его марку я, конечно, сохранил.
Вилла Гассера была расположена напротив фабрики, в глубине красивого сада, где, скрытый красными буками, бил фонтан. По тому, как принял нас Гассер, я с удовольствием отметил, что мы значим для него больше, чем просто курортные знакомые.
Был жаркий, дремотный день. Мы сидели в тени деревьев неподалеку от фонтана, обменивались воспоминаниями о Санкт-Морице и пили яблочный сок со льдом.
— По вкусу вам это питье, красавица моя? — спросил Гассер и указал на стакан.
— Великолепный сок! — воскликнула Бетти. — Я могла бы выпить целый графин.