Портрет
Шрифт:
ОКТАВИЯ. Ну, конечно, он же постоянно занят. Ни минуты времени нет.
АНАБЕЛЛА. Приехала "скорая", его положили на носилки, он без сознания был. Я думала - он перепил.
ОКТАВИЯ. Они пили?
АНАБЕЛЛА. Совсем немного.
ОКТАВИЯ. И потом не позвонил, не справился?
АНАБЕЛЛА. Кто?
ОКТАВИЯ. Ну, он, мой Бартодий?
АНАБЕЛЛА. Возможно, он и звонил, только меня редко можно было застать дома, я же все постоянно возле Анатоля. У него оказалось
ОКТАВИЯ. Да уж, он впечатлительный.
АНАБЕЛЛА. ...Ему хотели что-то другое оперировать. В "скорой" часто ошибаются...
ОКТАВИЯ. Значит, сбежал.
АНАБЕЛЛА. ...Но в больнице его тщательно обследовали. Он и до того немного болел, но ничего такого особенного и вообще чувствовал себя нормально. Столько было энергии... Никогда бы не подумала, что такое случится.
ОКТАВИЯ. У него же нервы слабые, у этого нашего Бартодия. Уж я с ним побеседую. А с квартирой что-нибудь придумаем, дальше так не может продолжаться.
АНАБЕЛЛА. Думаешь, получится?
ОКТАВИЯ. Непременно получится.
АНАБЕЛЛА. Но ты сказала, что у него никаких связей не осталось.
ОКТАВИЯ. Об этом не беспокойся.
АНАБЕЛЛА. Как же он тогда сможет что-то сделать?
ОКТАВИЯ. Я это устрою.
АНАБЕЛЛА. А ты разве можешь...
ОКТАВИЯ. Это уж мое дело, не волнуйся.
Сцена 2 - Октавия, Бартодий.
Сцена выглядит так же, как в первом акте (сцена 2). Октавия и Бартодий сидят на достаточном расстоянии друг от друга, возле каждого - настольная лампа. Октавия читает иллюстрированный журнал.
БАРТОДИЙ. Кролики.
Пауза.
Буду разводить кроликов.
ОКТАВИЯ (не переставая читать). Нет.
БАРТОДИЙ. Что?
ОКТАВИЯ. Я говорю - нет.
БАРТОДИЙ. Что нет?
ОКТАВИЯ. Не будешь разводить никаких кроликов.
БАРТОДИЙ. Как это - не буду?
ОКТАВИЯ (откладывает журнал). А так, не будешь. Не будешь разводить никаких кроликов. Повторяю: никаких.
БАРТОДИЙ. Это почему же?
ОКТАВИЯ. Потому что ты должен позаботиться о человеке.
БАРТОДИЙ. Да ты что, ты понимаешь, что говоришь? Ты знаешь, какую берешь на себя ответственность? Я должен пренебречь моим проектом изучения взаимосвязей между жизнью коллектива и политикой в стадии выхода первого из первобытного состояния и возникновения зачатков последней? Если не займусь проблемой я, этого не сделает никто. Теперь подобными проблемами уже не занимаются.
ОКТАВИЯ. Сказать тебе, чем не занимаются? Не бросают больного товарища.
БАРТОДИЙ. Ах, ты об этом.
ОКТАВИЯ. Не только.
БАРТОДИЙ. Нелегкая тема.
ОКТАВИЯ. Ты бы предпочел о кроликах?
БАРТОДИЙ.
ОКТАВИЯ. Вот именно!
БАРТОДИЙ. Хоть ты, возможно, никакой связи и не видишь.
ОКТАВИЯ. Теперь тебе не отвертеться.
БАРТОДИЙ. А я и не намерен. Я уже давно сделал все возможное, чтобы отвертеться, но, увы, тщетно! Потерял надежду.
ОКТАВИЯ. Теперь уже не удастся. Беспомощный человек...
БАРТОДИЙ. Именно об этом я и говорю.
ОКТАВИЯ. Больной, парализованный, ни двигаться не может, ни говорить, его увозят в больницу, а ты...
БАРТОДИЙ. А что - я?
ОКТАВИЯ. А ты что для него сделал?
БАРТОДИЙ. Ничего.
ОКТАВИЯ. Ничего!
БАРТОДИЙ. Я и говорю: ничего. Соглашаюсь с тобой. Абсолютно ничего.
Пауза.
ОКТАВИЯ. Ты не можешь мне сказать, почему?
БАРТОДИЙ. Потому что я тоже болен.
ОКТАВИЯ. А-а, я и не знала.
БАРТОДИЙ. Конечно, не знала.
ОКТАВИЯ. И что же у тебя болит, пальчик или головка?
БАРТОДИЙ. Я болен точно так, как и он.
ОКТАВИЯ. И ты посмеешь сказать это еще раз?
БАРТОДИЙ. К чему. Я и сам себе постоянно говорю об этом, но без всякого результата. Факты без следствия. Non sequitur[5].
ОКТАВИЯ. Скажи, будь добр, откуда в тебе такое бесстыдство?
БАРТОДИЙ. О чем ты?
ОКТАВИЯ. Как ты смеешь себя сравнивать с ним. Его состояние с твоим.
БАРТОДИЙ. Какое уж тут сравнение. Здесь полная идентичность.
ОКТАВИЯ. Да побойся Бога!
БАРТОДИЙ. Сомневаюсь, что он существует.
ОКТАВИЯ. Потому-то и осмеливаешься так грешить. Или от безделья. Если бы заботился о ком-нибудь...
БАРТОДИЙ. Я забочусь.
ОКТАВИЯ. О чем?
БАРТОДИЙ. О внутренней жизни.
ОКТАВИЯ. Вот как!
БАРТОДИЙ. ...Которая требует от меня огромных усилий, но они, к сожалению, безрезультатны.
Пауза.
ОКТАВИЯ. Вот как, все-таки безрезультатны.
БАРТОДИЙ. Я, правда, ожидал чего-то иного. Однако ожидание результатов также никаких результатов не принесло.
ОКТАВИЯ. Ну, ясно, все эти годы я прожила с мумией.
БАРТОДИЙ. Ты это обо мне?
ОКТАВИЯ. О тебе, мумия ты египетская.
БАРТОДИЙ. Что-то новое.
ОКТАВИЯ. Да ничего нового. Просто сейчас я говорю то, что думаю. Долго я молчала, все надеялась, что сам поймешь, наконец. Добивалась этого. Терпеливо ждала, все сносила, а сама ждала, когда же, наконец, заговорит он со мной по-людски. Вот и заговорил: о внутренней жизни.
БАРТОДИЙ. Разве я сказал что-то неуместное?