Портрет

Карбовская Варвара Андреевна

Пока Марья Трофимовна готовила подорожники и укладывала белье в чемодан, а Федя Ситников звонил на вокзал и упаковывал в ящик краски, кисти и карандаши, Александр Иванович ходил по квартире и пел: «Сборы были недолги, от Кубаани и Волги…»

В поезде Александр Иванович, с аппетитом поедая домашние пирожки и жареную курицу, купленную на станции, говорил Феде Ситникову:

– Ты только представь себе, Федор, она так удивленно, так очарованно

смотрит перед собой, как будто в первый раз видит мир здесь, на Красной площади, посреди Москвы, и думает…

– Там, на месте, видно будет, о чем она думает, – отвечал Федя Ситников. – Может быть, она такой несусветный лодырь, что колхозная общественность воспротивится вашему намерению увековечить ее. И предложит вам написать портрет тети Глаши или деда Ивана Архиповича, потому что они всеми уважаемые граждане…

Станция, на которой они вышли, была маленькая, белая, опрятная, с елками в палисаднике. Над боковой дверью, видное издали, висело кумачовое полотнище с надписью «Агитпункт».

– Вот и хорошо, – сказал Федя Ситников, – вы посидите в агитпункте, а я пойду насчет транспорта.

Он внес чемодан и ящик с красками, усадил Александра Ивановича на деревянный диван, а сам вышел на улицу.

За станцией, у коновязи, стояла крупная гнедая лошадь, запряженная в розвальни, и не спеша жевала сено.

– А твой хозяин где? – дружелюбно обратился к лошади Федя Ситников.

– Хозяин вот он! – послышался густой голос, и к Феде подошел колхозник в тулупе нараспашку.

– О! Иван Архипович! – радостно приветствовал его Федя. Он никогда не видел старика, но узнал его сразу по воздушной бороде. Что же касается носа, то он был Александром Ивановичем значительно и напрасно преувеличен.

– Он самый и есть, – подтвердил старик, – только вас я что-то не признаю.

– Идемте! – сказал Федя Ситников. – Сейчас вы встретитесь с вашим приятелем-рыболовом!

Действительно, при встрече оба они очень обрадовались – колхозник и художник – и долго трясли друг другу руки.

– Не ждал вас зимой, Александр Иваныч! – сказал старик. – Нешто подледным ловом займемся? Лунки продолбим, да на мотыля!

– Это бы хорошо! – с удовольствием произнес Александр Иванович. – Это бы очень хорошо, но это не главное. А главное – вот что…

Он подробно рассказал о цели своего приезда и добавил озабоченно:

– Архипыч, мне в этом деле надо помочь. Ведь я ни имени ее не знаю, ни кто она такая. Увидел как-то: сидят девчата на меже, отдыхают, а кругом сорняки

накиданы: свеклу пололи. И я попросил: «Посидите, я вас зарисую!» Они еще посмеялись: «Ай больно хороши?» – «Хороши, говорю, лучше всех!» А где теперь ее искать? – Зарисовочка с вами? – спросил Иван Архипович.

Федя Ситников раскрыл чемодан, достал папку и вынул листок с наброском.

Дед далеко отставил листок, поглядел, улыбнулся с довольным видом:

– Она.

– Узнал? – обрадовались оба художника.

– А как же! – значительно сказал Иван Архипович. – Как же не узнать? Человек очень даже всем известный. Да вот…

Он указал пальцем на стену. Федя подбежал первый и стал читать вслух краткую биографию под портретом кандидата в депутаты:

– «…Елена Васильевна… тысяча девятьсот двадцать девятого года рождения… Герой Социалистического Труда… окончила школу-десятилетку… агрономические курсы…»

Дальше он уже не мог читать. Он обернулся к Александру Ивановичу, чтоб полюбоваться эффектом, и, удерживаясь от смеха, проговорил:

– Девочка, которая в первый раз видит мир! Девочка, которая мечтает через двадцать пять лет стать знатным человеком!..

– Я говорил через пять, а не через двадцать пять, – растерянно сказал Александр Иванович. – Да! Но что же теперь делать? Ведь это не то, понимаешь? Не та девушка! Посмотри на фотографию, какой взгляд, смелый, зоркий! Та была удивленное дитя, а эта… будущий государственный деятель. Что же делать?

Федя Ситников рассердился:

– Ну и ищите себе удивленное дитя! Кстати, она как раз в то самое лето пятидесятого года стала Героем Труда, вот тут написано. Вы, Александр Иваныч, красоту жизни не чувствуете!

– Это я-то не чувствую красоту жизни?!

– Ну так как же? Едем? – спросил дед.

– Конечно, едем! – торопливо сказал Александр Иванович.

Сидя рядом в розвальнях на соломе, вытянув ноги, они глядели по сторонам и дышали воздухом, холодным и чистым, как ключевая вода, которую хочется пить и пить не отрываясь. Белое поле блестело на солнце. Въехали в сосновый лес, по-зимнему тихий и торжественный, где под деревьями лежали нетоптанные круглые сугробы.

Федя Ситников засмеялся.

– Итак, учитель, кого же мы с вами тут будем рисовать?

– Ты – не знакю, – пожал плечом Александр Иванович, – а я – портрет будущего депутата. Это именно то, что я искал для своей картины. По-моему, совершенно ясно.