Порванные души
Шрифт:
Парняга так рьяно зачавкал, что понял я - срочно нужен Степан. Залез к Катаеву в башню - давай связь налаживать. А фельдшер наш по всей колонне, как заведенный... Нашли в Кишиме, только раненых отправил. Я ему так мол и так.... Ох тут он меня - и в хвост и в гриву, да так залихватски, да с выпендрежем своим сибирским, чалдон безбашенный.
Ну мне тоже с ним особо любезничать не о чем. Тоже мне - прапор, пуп земли. Нагавкавшись вволю, сговорились, что как разделается он с делами, так найдет машину и приедет. А тут ночь на носу, куда ездить - к урюкам на шашлык?
С третьего или четвертого захода по связи сообщил, что едет с комендачами. Сказал, чтобы я воды разогрел. На чем? Втихую затащили один термос в окоп, накрыли палаткой и спалив три или четыре осветительных огня наш молодняк чихая и кашляя выдал на-гора литров двадцать кипятку. Взводный только головой качал, за этим цирком наблюдая.
Наконец приехал Степан. Приволок свою сумку и еще целый вещмешок медбарахла. Сразу осмотрел собаку. Спрашиваю:
– Ну, что?
– Да что, шить бочину надо... ногу потом посмотрим, с грудью вообще хер разберешь... Ладно, давай - время! не казенный, поди...
Давай!
Взяли Темира, фонарь взводного, Степановы причиндалы, воду, обложились палатками и начали нашего Дусю латать.
Первым делом добрым куском бинта схомутали пасть и завязали узел на затылке, под ушами. Внутримышечно дали обезболивающее.
Начали очищать рану. Обкололи вокруг новокаином, вылили почти всю воду, кое-как, местами прихватывая кожу состригли закаменевшую шерсть. Стали промывать перекисью, тут же все запенилось бело-розовым, обильно пошла сукровица. Смыли фурацилином, жирно обмазали вокруг раны йодом. Семен разложил кривые иглы, нарезал и намочил антисептиком обычную армейскую суровую нить и говорит:
– Чего смотришь? Схватил зажим - вперед!
– Че, я буду шить?
– А кто?
Ну, с Семеном особо не поприпераешься - спасибо, что вообще приехал. Давай шить. Тот только покрикивает, да в гроба-душу-мать клянет жопорукого чухонца. Я уже под конец и смеяться не мог от его матюгов. Это ж как и, главное, где, так ругаться выучиться можно? Ума не приложу....
Дуся лежит смирно, иногда только шкурой передернет. Тут-то и ему - по первое число от Степана. Не шали! А то долдон криворукий женилку к хвосту с перепугу причинит, что тогда: пока поссышь, служивый - пять раз кончишь. Ну, и все в таком духе, пока я не управился.
Серега просидевший весь вечер рядом с нами - просто выл, сил ржать уже не было. А чего, классный день у летехи. Взвод - красавец. Себя показал, гранатомет добыл, раненых спас. Всех прикрыли, потерь - ноль. Даже собака чужая и та - выжила. А тут такой концерт под занавес: Райкин - отдыхает.
Смешно им, а мне - терпи, обтекай. Нашли потешницу, швею-мотористку. И поди слово скажи - Семен разухабился, попустило мужика с утренней горячки, вот и потешается. Ты ему слово - он тебе десять в ответ, да так, что и рот потом открывать не захочешь. Это тебе не батальонная связь. Сиди на попе ровно, шей псину и сопи себе в обе дырочки, гиппократушка....
Управились с боком - засыпали все желтой хирургической присыпкой, как подсохло, поверх, замазали зеленкой. Занялись грудью. Состригли, где и как смогли, всполоснули, на чем и закончили. Грудина у пса - будь здоров, не у всякого мужика такая. Мышцы литые, тяжелые. Насчитали четыре дыры. Все мелкие - скорее осколки, а там, как Судьба карту сдаст. Рентгена нет, как проверить - зондом? А дальше - полостная операция в условиях окопа, силами двух коновалов? Бред....
Обработали. Перевернули на заштопанный бок. С Семена весь кураж мигом слетел.... Явно пуля, чуть выше колена. Кость раздроблена, нога соплей болтается. Кровоточит негусто, но постоянно. Туго дело....
Тут Взводный выступил:
– А пацан-то наш - боец!
– В смысле?
– Сраку духам не показал, все на грудь хапнул.
А ведь прав! Действительно.... Приметил Серега - так и есть. Все раны спереди. В лицо пса били - не отвернул.
Семен приосанился:
– Ладно, мужики, кончай базарить....
Засыпали дыру не разведенным бицилином, обработали сверху, перетянули тугой повязкой. Потом Семен наколол антибиотиков, повторно вогнал анальгетики, дал димедрола.
Пошли курить. Спрашиваю:
– Ну и как он тебе?
– Ой, Глебыч.... Красивый собака.
Чуть третий раунд матерщины не начался, задрал уже своими приколами!
– Я про состояние...
– Усыпить бы надо, говорю же тебе.
– Тебя самого, блядь такая, усыпить надо....
– Да ладно, не дуйся, как сыч, тоже мне - целка. Подумай, что ему за жизнь светит - ни в работу, ни поиграть, ни суку покрыть.... Ну, да, как знаешь.... Бувай, здоров!
– И полез к взводному на машину.
Я тоже долго не шастал. Завалился в Ткачев окоп, накрылся и вырубился до утра. Помню только, как ночью мои молодята под теплый бок, сменяясь с караула, тихонько заползали.
Вот уж впрямь - салажатова наседка.
Ночь прошла спокойно, а утром прибежал танкист с соседнего поста с тупым вопросом: "Кто тут - доктор?". Это меня по связи ищут саперы. Кто-то слышал вечерние матюги по эфиру и сообщил им, что собака жива. Сказали едут. Пошел посмотреть псину. Ясно - заберут.
Мои гаврики докладывают: "Спал, пил, отлил. Степан - смотрел. Уже уехал".
Орлы! Дедуля спит - служба летит!
Подхожу. Там - радости.... Хвостом колотит, руки лижит. Посмотрел бок ничего. Заглянул под брюхо - на лапе новая повязка. А говорил - усыпить....
Уселся рядом, поднимаю руку из под морды - уши потрепать, слышу глухой рык. Не понял... А глаза серьезные и губа над одним клыком чуть приподнятая. Рука сразу опустилась.
Пес-то огромный. От нормальной овчарки в нем совсем-то чуть-чуть. Те вытянутые, низкие. А этот высокий, мощный, костяк развернутый, пасть широкая, вообще - голова слишком большая. Какой-то метис. Шерсть короткая, густая, почти кремовая, подпалы сверху коричневым темнят. Абрикосовый малый, нежного оттенка - с хорошими зубами. Теперь выясняется - и с неслабым характером.