Пощады не будет никому
Шрифт:
— А кому она нужна?
— Вот это вопрос серьезный, — хмыкнул Михара. — Если бы мы знали, кому она нужна, мы бы знали и человека, который ее уволок, — Михара грязно выругался, что с ним случалось крайне редко. — Говорил же я тебе, замки надо иметь надежные, а ты мне: кто сюда полезет, кто сунется, все знают, кто здесь живет… Вот и получается…
— А что уж сейчас думать!
— Что было еще на этой кассете?
— Да всякое разное, — и Чекан принялся рассказывать, как ему пришла в голову мысль снять на видеокамеру все то, что происходит в балашихинской сауне, когда он туда привозит важных людей и подкладывает под них проституток.
— Да, дело хорошее ты задумал, — сказал Михара, — только получилось все непутево. Эту кассету хранить надо было, как справку об освобождении. А ты вот так, оставил…
— Кто же знал?
— Кто-то знал, — резонно заметил Михара, — а может, случайно, — опять же предположил он. — Открыл замки, полазал по квартире, кстати, ничего больше не пропало?
— Да все на месте, ты же знаешь, если бы что, я бы тебе сразу сказал.
— Когда ее взяли?
Чекан пожал плечами.
— Ты когда вернулся, мы с тобой видак не включали, а она торчала в видаке за два дня, — пытаясь припомнить, говорил Чекан, — я ее смотрел. Значит, прошло дней десять. У нас здесь, кроме Бориса, никто не появлялся, он взять не мог, дальше прихожей не заходит.
— Да, бля… — проговорил Михара. Ему уже несколько дней было не по себе. Он чувствовал, что с этой квартиры надо съехать, но пока не решил куда. Сейчас он уже жалел, что вообще приехал и остался у Чекана. Рискованно было затевать дело с алмазами, не зная, кто это так наехал на кореша. Вполне возможно, это тот, кто ему звонил и угрожал, тот, в кого Чекан стрелял, попутав с собственным отражением.
— Слушай, кажется, я знаю, — сказал Михара.
— Что? — пробормотал Чекан"
— Это сделал тот человек, который тебе звонил. Помнишь, позвонил при мне?
— Наверное, — выдавил из себя Чекан, и его щека дернулась, а руки сжались в кулаки.
Казалось, что он сейчас выхватит пистолет и начнет испуганно отступать к стене, стреляя налево и направо.
Чекан сдержался, он лишь схватил стакан, в который Михара налил водку для Прошкина, и залпом, так, как изголодавшийся человек пьет воду, вылакал алкоголь.
Затем вытер губы, тряхнул головой.
— Что-то никак не могу сообразить, кому это я так стал поперек горла, какая падла ко мне подбирается. Если бы менты, они бы наверняка действовали по-другому, заломили бы руки и завезли в КПЗ, а там начали бы разбираться по-своему. Это не менты, Михара.
— И я думаю, что не менты, почерк на них не похож.
Кто-то другой, отвязанный. Есть у меня предположение, Чекан, что все это с общаком связано, оттуда ножки растут, там копать надо.
— Может быть.
— Знаешь, что надо сделать? — вновь спросил Чекан, присаживаясь на край стула. — Надо к этому доктору в его дом, в его тайную загородную больницу, завезти кого-нибудь из наших, пусть полежит недельку, принюхается, присмотрится, может, чего и высмотрит. А доктору сказать, что наш человек не больной, а просто его на время надо припрятать.
— Это можно будет сделать.
— Правда, может не согласиться, тоже ведь упрямый.
— Да мы и не таких ломали, — ответил Михара, — только сделать все аккуратно.
Глава 14
Варвару Белкину знали не только в журналистских кругах. По-своему она была довольно-таки знаменитым человеком. Ни один скандал, особенно грязный, в Москве не обходился без ее участия. Хотя профессия у нее была вроде как интеллигентная.
В свое время она закончила журфак МГУ, успела поработать в «Комсомольской правде», в «Московских новостях», а затем, как многие знакомые над ней подшучивали, разменяла талант публициста на талант скандалиста.
Ушла в очень популярную желтую газетину «Свободные новости плюс».
Вот тут, на страницах этой шестнадцатиполосной газеты, она развернулась на всю мощь своего таланта. Газета выходила раз в неделю, продавалась в основном с рук. Весь тираж расходился мгновенно, ее разносили по электричкам, по поездам метро, приторговывали на входах в станции подземки и на базарах. Ее буквально выхватывали из рук.
А почитать в этой газетке было что. Если вам хотелось узнать о похудении Аллы Борисовны Пугачевой, то на этот вопрос газета отвечала полностью и без утайки. О гигантских крысах-мутантах, достигающих семидесяти сантиметров в холке, написала именно эта газета. Прочитав такую статейку, люди опасливо заходили в вагоны и поглядывали в темные стекла полными ужаса глазами, боясь увидеть на трубах и кабелях, тянущихся вдоль бетонных стен тоннеля, огромных животных с желтыми алчными глазами и клыками, как у тигров-людоедов.
А если уж поезд останавливался по какой-то причине посреди перегона, то люди отшатывались от стекол и настороженно вслушивались в тревожные звуки, заполнявшие темноту. Там что-то шуршало, что-то твердое царапало камень стен.
— Наверное, крысы, — переговаривались между собой мирные обыватели.
— Да-да, крысы. Вот и в газете об этом пишут. Их тут расплодилось видимо-невидимо, уже четырех путейцев сожрали, только каски, фонари и ботинки остались, а так даже желтые жилеты пожрали.
— Не может быть!
— Вы почитайте, Белкина об этом писала.
— Ну если уж она.., тогда, в самом деле."
Автором всей этой фантастической, в то же время очень правдоподобной галиматьи была, конечно же, Варвара Белкина. Подобные новости рождались прямо в ее кабинете. Редактор, получая от нее новый материал, морщился, и мурашки пробегали у него по спине.
— Что это, правда? — спрашивал он, глядя поверх очков на попыхивающую длинной сигаркой Варвару.
Та подбоченивалась, поправляла огромную грудь под вязаным свитером.
— А что, не похоже? — морщилась она и выпускала две струи дыма так, как это делает паровоз с паром, трогаясь с места и набирая скорость.
— Вроде похоже, что такое может быть.
— Конечно, может быть! Не сейчас, так завтра случится. Зато газетку раскупят.
— Ты, Варвара, о чем-нибудь приличном написала бы. А?
— О чем, например?
— О политике.
— Могу и о политике, о думском туалете большую статью, на весь разворот.
— Что, про надписи на дверях кабинок? Так про это уже писали.