Поселок на озере
Шрифт:
Но это был не Суэго.
В седом, обросшем волосами старце Гунда узнала Мандру.
Позади него стояли две горбатые старухи и теснились другие женщины Ку-Пио-Су.
Гунда вздрогнула от неожиданности. Сердце ее сжалось от какого-то жуткого предчувствия.
Мандру отступил назад. Он пристально взглянул на молодую женщину. Потом перевел взгляд на двух близнецов, затем снова на Гунду:
— Кто младший? — спросил он ее.
Гунда молча указала пальцем.
— Гунда, — сказал Мандру, — твой младший рожден от Невидимого. Он — Уоми! Если от доброго — хорошо. И тебе, и всему Ку-Пио-Су. Если от злого — его бросят в реку, когда придет половодье. Пусть вода унесет его далеко!
Больше ничего не сказал Мандру.
Детство Уоми
С первых же дней Уоми рос отмеченный странной тайной.
Старшие члены семьи поглядывали на него почти с боязнью. То, что он не простой ребенок, об этом знали все. Такова была вера всего племени. Младший из близнецов рожден от одного из Невидимых. Невидимых много. Одни из них — тени умерших, другие — души вещей или их таинственные хозяева. Таков хозяин реки — Водяной, хозяин озера — Озерный. В лугах живет другой Невидимый — Луговик, ветреное существо, перелетающее с ветром из конца в конец. Зимой он поднимает снежные метели, в солнечные осенние дни забавляется сверкающими паутинками и заставляет их плавно летать над лугами. Третьи — это хозяева диких зверей. Каждое звериное племя — лоси и зубры, медведи и кабаны, волки и лисицы — имеет своих хозяев-стариков.
Рожден ли Уоми, сын Гунды, от доброго или от злого Невидимого? Вот вопрос, который тревожил каждого жителя поселка Ку-Пио-Су. Мандру еще не сказал своего решающего слова, и эта неизвестность пугала и томила всех. Когда мальчик подрос, он слышал, как матери останавливали своих детей:
— Не тронь его: он Уоми. Его отец — Невидимый. Обидишь — Невидимый узнает и сделает худо.
Старшего близнеца, Тэкту, звали часто просто «братом Уоми». Оба они были схожи лицом, но Тэкту был коренастее и ниже ростом.
Мальчики Ку-Пио-Су рано выучивались ремеслам и занятиям взрослых. На рыбную ловлю старшие брали их с собой. Они учили их владеть зазубренным костяным гарпуном и метко вонзать его в спину крупной рыбы. Вместе со старшими ставили они рыболовные сети, перегораживая заливчики озера. Ребята учились высекать из кремня искры и раздувать огонь.
Уоми быстро постигал все приемы искусных мастеров, отбивальщиков кремня и полировщиков камня.
К пятнадцати годам он был уже рослым и сильным юношей, ловким гребцом, отличным стрелком из лука.
К этому времени все как-то стали забывать, что над Уоми тяготеет роковое подозрение. Забывали все, но не Мандру.
Мандру был стар. Никто в Ку-Пио-Су не мог бы сказать, сколько ему лет. За последние годы он только сгорбился и стал как будто меньше ростом.
Ни память, ни сообразительность не покидали его. Сыновья его уже давно поседели, а Мандру все еще жил и оставался главой охотников.
В теплый и ясный день Мандру любил посидеть и погреться на солнышке. Сутулый и неподвижный, молча следил он выцветшими глазами за беготней детей и за снующими вокруг островка челноками. И всякий раз, когда мимо пробегали сыновья Гунды, он пристально глядел на них, и бледные губы его начинали шевелиться. Уоми беспокоил его.
Мальчик всем нравился, а сны, которые видел Мандру, говорили другое. По ним выходило, что с этим потомком Невидимого связана опасность для всего Ку-Пио-Су.
Как-то, в конце зимы, Мандру проснулся в большой тревоге. Ему приснился тяжелый сон. Старик с трудом приподнялся и свесил ноги с земляных нар, покрытых лосиными шкурами. Он сидел на них, худой, сгорбленный. Острые ключицы углами выпирали из-под кожи. Старик тяжело дышал, открывал рот, словно сом, вынутый из воды, и растирал ладонью костлявую грудь против сердца. Наконец он слегка отдышался, но тревога в его глазах еще не проходила.
Ему снилось: полночь застала его в лесу. Он торопится выйти, но кусты мешают ему. И вдруг будто бы кто-то сзади схватывает его, валит на землю и начинает душить. Он знает: это Уоми, а позади какой-то громадный, с елку, старик. Мохнатый, словно медведь. Старик скалит зубы и приговаривает:
«Души его, сынок! Души насмерть!»
Долго сидел Мандру на постели и гладил худую шею. Ему казалось, что он еще чувствует на ней чьи-то пальцы.
Вечером Мандру созвал совет. Старики сели вокруг очага и стали слушать.
— Отец Уоми — Лесовик, — начал Мандру. — Ночью приходил ко мне. Велел сыну душить меня.
Старики ахнули.
— Злой. Мохнатый. Хуже медведя. И пахнет, как медведь…
Старики ахали хором.
— Нельзя верить этому сыну Гунды. Он Уоми. Рожден от Злого Лесовика. Вырастет — будет от него худо! — скрипел Мандру.
— Убить надо, — сказал огромный Пижму.
— Убить волчонка! — послышались еще два или три сердитых возгласа.
— Нельзя убить! — крикнул Мандру и с сердцем стукнул кулаком по нарам. — Пальцем нельзя тронуть! Обижать нельзя. Узнает Лесовик — худо будет. До смерти худо!..
— Разве можно родного убивать? — раздался из угла звонкий, почти женский голос. — Уоми — кровь наша. Родная кровь. Жить хочет, нельзя убивать!
Все оглянулись на маленького старичка, стоявшего у самого входа. Он был сед, как беляк. Маленькое личико ярко розовело из-под белых кудрей. Щеки раскраснелись, как рябина, но глаза, подернутые мутной пеленой, глядели неподвижно поверх голов. Левая рука его опиралась на высокий посох, а правая была протянута вперед, как будто трогала воздух.
Это был слепой Ходжа, рассказчик, сказочник, лучший певец поселка. Ослеп он от болезни глаз, но колоссальная его память, звонкий голос и музыкальное чутье остались при нем по-прежнему. Ни один праздник в поселке не проходил без его участия. Он сказывал старинные сказы про древних богатырей, удачников-охотников, про первую родоначальницу Ку-Пио-Су — Орру, про дружеские и враждебные встречи с жителями леса. Мрак объял его глаза, но любимой его былиной был сказ про светлых братьев — солнце и месяц, про то, как они вместе ходили искать себе невесту. Старые и малые любили Ходжу, улыбались, когда он попадался навстречу.