Посещение рыцарского замка

Окно в моем номере было от пола до потолка, с вечера я его не зашторил, и поэтому, несмотря на ранний час, солнце гуляло по всему номеру, а заодно и по моему пуховому одеялу.

Я похлопал ладонью по шаловливым солнечным зайчикам и перелег на кровати повыше.

Потом сладко потянулся и заказал завтрак в номер.

Сегодня номера должна обслуживать маленькая вертлявая негритяночка. Такая смешливая и загадочная.

И точно: постучавшись, вошла она.

Весело кивнула и этак игриво стала сервировать мне завтрак на приставном столике, чтобы потом подать его мне в постель.

Она наклонялась то ко мне, то от меня, к столику, где временно расположила кофейный сервиз.

Когда она очередной раз наклонилась к сервировочному столику, я бросил взгляд под ее коротенькую форменную юбчонку.

Там оказались легкие беленькие трусики.

Я протянул руку и мизинцем зацепил их за верхнюю резинку, слегка царапнув по телу ногтем.

Она обернулась, но в ее взгляде не было ни удивления, ни возмущения, только озорные огоньки.

Взглянув на меня, она отвернулась и спокойно продолжала свои манипуляции на столике.

Тогда я потянул трусики вниз. Вначале осторожно, а когда понял, что, не обращая внимания на мою агрессию, меня как бы поощряют на дальнейшее, совсем уж решительно стянул этот эфирный лоскуток почти до колен.

Она отвлеклась от своих профессиональных обязанностей и повернулась ко мне.

Смотрелась она очаровательно: черненькая, веселенькая, в короткой голубой юбочке и с ослепительно-белыми трусиками на коленках.

Она оперлась одной рукой о свою талию, а другой, наклонившись, стала медленно тянуть трусики вверх. При этом она улыбалась, показывая меж своих очаровательных мелких белых зубок остренький розовый язычок.

Видя, что я слегка одурел от собственной наглости и ее готовности, она отвернулась от меня и продолжила свое одевание, но уже наклонясь.

И когда ее прелестная попка почти скрылась под нейлоновыми трусиками, я не выдержал и, быстро нагнувшись, чмокнул шалунью в ближайшую из прелестных ягодиц.

От неожиданности она подпрыгнула и отскочила на безопасное расстояние.

Поправила трусики, одернула юбочку и погрозила мне пальчиком.

Я, облизав языком пересохшие губы, наконец решился проверить, укомплектован ли ее веселый характер африканским темпераментом.

Откинул одеяло, спустил ноги на пол, протянул руки – и тут задребезжал телефон.

И ее как ветром сдуло.

Это исчезновение было таким стремительным, что я еще несколько секунд сидел на кровати с протянутыми в пустоту руками.

Наконец до меня дошло, что теперь мои руки могут мне понадобиться только для одного – это снять с трещащего аппарата трубку и узнать, кто вмешался в мои решительные действия на стадии эскалации.

Звонила моя французская компаньонка по кинобизнесу.

На ломаном до невнятности русском она сообщила, что сегодня у нас – культурная программа и, согласно ей, через несколько часов – осмотр какого-то рыцарского замка.

Потом еще что-то добавила и о чем-то непонятном предупредила, закончив свою тарабарщину тем, что она будет меня ждать через час в холле, так как завтракать, как она поняла, я уже не буду, поскольку ей сказали, что завтрак я заказал в номер.

Я ее уверил, что очень хорошо позавтракал и теперь с радостью окунусь в культурную программу сегодняшнего солнечного дня.

Положил я трубку.

Встал.

Посмотрел на мой завтрак, стоящий на неприбранном приставном столике.

Потом – с тоской – на дверь номера и, зажмурившись от очередного озорного солнечного зайчика, потянулся и зашлепал в ванную.

Там, стоя под душем, подумал: «Что ж, замок, так замок».

Одел лаковые туфли. Костюм-тройку. Светлый галстук. И толстое драповое пальто.

Зонтик брать не стал, хотя и была осень. В замок же идем.

В фойе гостиницы вместе с моей компаньонкой стояли несколько немцев, одетых по-спортивному.

Моя француженка, весело прощебетала, что договорилась с немецкой группой и они берут меня с собой на экскурсию, а она, к сожалению, ужасно спешит то ли к маме, то ли к папе, то ли к какому-то Жану. В общем, она меня покидает. И упорхнула.

Я остался один на один с серьезными до мрачности немцами.

Засунув руки в карманы своего драпового пальто, я стал тихонечко посвистывать, раскачиваясь с носков на пятки, осматривая со вниманием ажурный потолок фойе.

Немцы о чем-то переговаривались между собой, то и дело поглядывая в мою сторону.

Наконец один из них, в теплых полосатых гетрах, вязаной шапочке с помпончиком и легкой спортивной куртке, подошел ко мне и что-то спросил, показывая на мои лаковые туфли.

Я, зная немецкий в пределах «битте шён» и «данке шён», что-то ему прожестикулировал и добавил на англо-французской смеси, что купил эти туфли лет десять назад в Ереване на тамошнем рынке.

Немец опять о чем-то заговорил и говорил долго.

Я улыбался в ответ, а когда мне все это надоело, ответил:

– О\'кей. – И добавил после краткого раздумья: – Ноу проблем.

Немец пожал плечами и отошел.

Через минуту, когда я уже стал подумывать, не стоит ли вернуться в номер ради продолжения того, к чему я вдруг устремился утром, в фойе влетел какой-то хромой старикан с рюкзачком за плечами и, весело оглядев всю нашу компанию, взмахом руки позвал за собой.

Мы дружно сели в автобус и под непонятную для меня речь хромого экскурсовода помчались из города.