Посланец. Переправа
Шрифт:
— Епископа, чьё же еще, — ответил священник.
— Вы его у Бога спросите, — сказал Беспалов. — Епископ далеко, а Господь в храме.
— Вот-вот, — поддержала Беспалова старушка.
Батюшка в растерянности смотрел то на Беспалова, то на остальную паству. Он явно не знал, что делать. Беспалов понял, что поступок сейчас сильнее любых слов. Он решительно повернулся и направился к выходу из церкви. За ним потянулись остальные. На лице священника промелькнула растерянность. Он вдруг осознал, что его судьба решается именно в это мгновение. Если он не пойдет со своей паствой, значит, никому не будет нужен в деревне. Если пойдет — получит нагоняй от епископа,
Около дома Миронова высоко над крышами поднимались зловещие, черные клубы дыма. Джип полностью выгорел изнутри, стекла полопались и разлетелись на мелкие осколки, чадила резина. Ее резкий, неприятный запах тянул вдоль улицы. Молодой бизнесмен, которого Миронов пытался схватить за грудки, бегал вокруг сгоревшей машины, хватался за голову и непрерывно причитал: «Вай-вай». Он все время пытался заглянуть в дымящийся, раскаленный джип, в салоне которого у него, очевидно, остались важные бумаги или деньги. Двое чернявых, обливавших бензином свинью, что-то тихо сказали ему на ухо и направились с канистрой к дому Миронова. У Беспалова в сознании молниеносно мелькнуло: «Сейчас подожгут». Но эта же мысль на мгновение раньше посетила батюшку. Он широко шагнул вперед и встал около калитки. Прихожане сгрудились вокруг него. Наступила напряженная тишина, слышно было лишь, как, потрескивая, шипела догорающая резина заграничного джипа.
— Всем в нашем мире управляет Господь, — глядя на машину и перекрестившись, громко сказал батюшка и увидел, как вслед за ним крестятся прихожане. — Все происходит по его воле и благословению. И каждого он судит по делам его.
Чернявые с канистрой сначала остановились, затем отошли к рефрижератору. С их предводителя уже давно сошла спесь, глаза его испуганно бегали, глядя то на дымящийся джип, то на толпу, возглавляемую священником. Если бы не было батюшки, не видать Миронову дома, как своих ушей. Да и толпу бы поколотили, не задумываясь. Но присутствие священника останавливало. Предводитель банды понимал, что именно сейчас покушаться на святое не следует. Толпа может озвереть, а с озверевшими людьми справиться трудно. Бросив злобный взгляд на священника, он задом отошел к рефрижератору и заскочил в кабину. Вся остальная банда залезла в рефрижератор, где лежало несколько туш, добытых в соседней деревне. Машина дернулась и, оставляя вдоль улицы сизый, вонючий дым, рванула за околицу.
Батюшка достал из кармана рясы чистый, белый платок, вытер взмокшее от напряжения лицо и посмотрел на Беспалова. Тот выдержал его взгляд, потом опустил глаза.
— Исповедаться не хотите? — тихо спросил батюшка.
— Вы же сказали, что все происходит по благословению Господа, — произнес Беспалов. — И каждого он судит по делам его.
Священник не ответил, но Беспалов понял, что он догадался о том, кто поджег джип. И хотя по всему было видно, что не одобрял этого, но, по всей видимости, простил. Иначе бы не предложил исповедаться.
— Убрать бы надо с улицы это исчадие, — сказал священник, кивнув на останки того, что еще недавно было сверкающим лимузином.
— Я сейчас заведу машину и оттащу его за околицу, — тут же откликнулся пришедший в себя Миронов.
— А вот вам этого делать ни в коем случае не надо, — ответил священник.
Беспалов понял, что батюшка пытается защитить Миронова от милиции, которая непременно приедет разбираться с происшедшим. Вот почему будет лучше, если тот не коснется этой машины. И только тут все заметили одиноко стоящего Степку Харченко. Он боялся приблизиться, понимая, что односельчане считают его если не членом банды, то, уж во всяком случае, одной из ее шестеренок. Степка с молоком матери усвоил истину о том, что идти в деревне одному против всех — погибельно. Желая как-то угодить, он сказал:
— Я оттащу этот джип за деревню на свалку.
— Ты дружкам-то передай, чтобы они сюда более не ездили, — сказала старушка, больше всех уговаривавшая батюшку идти выручать Миронова.
— Они меня не послушаются, — отвернувшись, сказал Степка.
— Как у них главного зовут? — спросил Беспалов.
— Вахтангом, — ответил Степка и долгим, внимательным взглядом посмотрел на Беспалова. Он только сейчас заметил его, и в голове сразу возникло подозрение.
Тот легонько стукнул тросточкой о землю и, не глядя на Степку, прихрамывая, направился к своему дому.
— Вы ко мне не зайдете? — вслед ему крикнул священник.
— Обязательно зайду, батюшка, — ответил Беспалов. — Как же не зайти?
У калитки его встретила встревоженная Настя.
— Чего это у них там происходит? — спросила она. — Хачики, как ошпаренные, по деревне пронеслись.
— Машина у них сгорела, — сказал Беспалов.
— Подожгли, что ли? — удивилась Настя.
— Кто ее подожжет? — безразлично пожал плечами Беспалов. — В моторе, видать, была какая-то неисправность.
— Ну, теперь Миронову не избежать беды, — покачала головой Настя.
— Никто его не тронет, — сказал Беспалов. — За него есть кому заступиться.
— Пойдем за стол, — сказала Настя. — Ты ведь позавтракать не успел.
Николай с ребятишками пили на кухне чай. На столе стояла большая чашка, полная румяных шанежек с морковкой. Ребятишки с аппетитом уплетали их за обе щеки. Увидев свояка, Николай кивнул на свободную табуретку. Беспалов сел.
— А я специально не пошел туда, — сказал Николай. — Сейчас от таких вещей надо быть подальше. Даже в свидетели попадать нельзя. Любого свидетеля в виновного переделать могут.
— А если бы они к тебе заехали? — жестко спросил Беспалов.
— И я бы оказался в таком же положении, как Миронов. У нас за человека заступиться некому. Мы в своей стране уже давно хуже чужих.
— За Миронова заступились, — сказал Беспалов.
— Кто за него заступился?
— Полдеревни, вместе со священником.
— А машину кто поджег? — спросил Николай.
— Видать, сама загорелась. Может, с электропроводкой что-то не в порядке было. Теперь уж не выяснишь.
— Да, дела, — покачал головой Николай. — Не знаешь, чего и ждать. Хачики это так не оставят. Они за сгоревший джип будут мстить с особой жестокостью.
Беспалов промолчал. На секунду подумал, что зря он так погорячился, ввязавшись в разборки местного значения. Но тут же отринул эту мысль. То, что произошло, — не разборки местного значения, а защита чести и достоинства русского человека. Ему, офицеру армии, стало обидно за державу, которую унижали на глазах всей деревни. Если бы на улице возникла обычная бытовая драка, он мог пройти мимо. В крайнем случае разнял дерущихся. А здесь высокомерно и нагло плевали в душу жителям всего села. Такое прощать нельзя. Зло, оставленное без наказания, будет плодить новое зло. И чем дальше, тем безжалостнее. Этого он вдоволь насмотрелся на Кавказе.