Посланец. Переправа
Шрифт:
— Когда вы звонили, я сидел у генерала. Его опять вызывали туда, — Головченко многозначительно поднял глаза к потолку, — и спрашивали когда мы наконец раскроем это несчастное ограбление. Генерал, естественно, спросил об этом меня. Я ему ответил: раскроем, конечно. Только не давите, пожалуйста. Но ведь мы понимаем, что и на него тоже давят.
Здесь уже Головченко имел в виду не только себя, но и Брызгунову. Он замолчал и выразительно посмотрел на нее.
— Они нашли одного из грабителей, — сказала Брызгунова и, положив руку на стол, забарабанила пальцами.
Головченко понял, что она нервничает.
— Кто он и где находится?
— Не знаю ни того ни другого, — сказала Брызгунова. — Знаю только, что он у них.
— Эту информацию вы получили от Лобкова?
Брызгунова кивнула. Головченко взял лежавшую на столе бумагу, некоторое время молча рассматривал ее, потом отложил в сторону и произнес:
— У вас назначена встреча с Лобковым?
Брызгунова отрицательно покачала головой.
— Если встретитесь, не задавайте ему больше никаких вопросов. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он заподозрил вас. Сам Лобков не страшен, он не сделает вам ничего плохого. Страшен Джабраилов. Он живет по другим понятиям. Мы даже добро и зло понимаем с ним по-разному. А вам спасибо. Идите и ни о чем не беспокойтесь.
Брызгунова ушла, а Головченко тут же отправился к генералу и попросил четырех оперативников с двумя машинами. Одна должна была следить за всеми передвижениями Лобкова, другая — Джабраилова. Но генерал дал только одну машину. О том, чтобы установить слежку за Джабраиловым, он не хотел даже слышать.
— Он же сразу узнает об этом, — меряя нервными шагами кабинет, сказал генерал. — И нас с тобой спросят: кто нам разрешил устраивать слежку? Ты знаешь, кто спросит. Но это в лучшем случае. Хуже будет, если наших оперативников просто застрелят. И виновных мы с тобой не найдем. Ты это тоже знаешь. Так что обходись тем, что даю.
Оперативники тут же выехали к дому Лобкова. Ждать его пришлось долго, он появился у подъезда глубокой ночью. Из дома вышел рано утром, сел в машину и поехал на рынок. Там остановился у склада, стоявшего в стороне. Посторонним машинам въезд туда был категорически запрещен. Оперативникам пришлось останавливаться на краю рынка и спешно прочесывать всю территорию, чтобы не прозевать отъезд Лобкова. Его машину они заметили издали. Вскоре к ней подъехали еще две. Из одной вышел Джабраилов, из другой — его личная охрана.
Один из оперативников сразу же доложил об этом подполковнику Головченко. Тот приказал продолжать наблюдение, а сам пошел к генералу.
— Вовремя пришел, — сказал генерал. — Я только что получил выволочку от губернатора. Докладывай, что у тебя?
Головченко рассказал о том, что служба безопасности Джабраилова вчера захватила одного из подозреваемых в ограблении. Сейчас он, по всей вероятности, находится в помещении склада на рынке. Туда же приехали Лобков и Джабраилов. Наверное, ведут допрос.
— Почему же они не говорят ничего нам? — спросил генерал. — Почему скрывают?
— Потому что не хотят, чтобы мы узнали точную сумму украденного, — сказал Головченко. — Вместе с деньгами банка там наверняка похищены и другие. И никто не должен знать, кому они принадлежат и для чего предназначались. Это не коммерческая тайна, это прямое нарушение закона.
— Может быть, может быть, — сказал генерал неопределенно и тут же спросил:
— Что вы намерены делать?
— Продолжать наблюдение. В том числе и за Джабраиловым.
— Это выкиньте из головы, — резко сказал генерал. — Устанавливать слежку за Джабраиловым я вам категорически запрещаю.
Головченко никак не отреагировал на последнюю фразу генерала и продолжил:
— Если им потребуется еще одна машина, значит, они будут перевозить подозреваемого в другое место. Мы можем выставить патруль ГИБДД и остановить эту машину для проверки документов. И таким образом получим подозреваемого в свои руки.
— А если они его не будут никуда перевозить?
— Надо придумать повод, который позволит нам легально, безо всяких подозрений со стороны Джабраилова проникнуть в склад.
— Какой повод?
— Пока не знаю. Может быть, даже устроить около склада драку и сделать так, чтобы часть драчунов скрылась в нем. Тогда мы получим законный повод провести в складе обыск.
— Думайте. — Генерал замолчал, что-то соображая, потом спросил: — Я могу сообщить о том, что мы вышли на след подозреваемого?
— Давайте подождем до завтра, — сказал Головченко. — Докладывать будем, когда он окажется в наших руках. От Джабраилова можно ожидать все, что угодно. Может случиться, что этого подозреваемого мы никогда не увидим.
— Вот этого допустить ни в коем случае нельзя, — резко произнес генерал. — Собирайте группу, думайте, что делать, и приходите ко мне.
Говоря о том, что подозреваемого можно никогда не увидеть, подполковник Головченко имел в виду только одно. Его могли просто убить. Головченко не сомневался в том, что его сейчас пытают. Если приехал Джабраилов, значит, дознание вступило в решающую фазу. Лобков и его подручные пойдут на все, чтобы заставить человека сказать, где спрятаны деньги. «Интересно, — думал Головченко, — сколько все-таки было украдено? Ведь не зря же так быстро убрали Хавкина».
В случайную смерть банкира он не верил. На свете вообще не бывает случайностей. Хавкину просто помогли уйти из жизни. Причем сделали это в высшей степени профессионально. На убийство не было и намека. Все было подстроено так, что в случайную смерть поверила даже жена Хавкина. Она убеждена, что ее муж свалился на асфальт из-за преследовавшей его депрессии. В последние дни он был очень рассеян. А на все ее расспросы отвечал только одной фразой: «Оставь меня!» «Да, — продолжал размышлять Головченко, — не зря говорят, что все большие деньги забрызганы человеческой кровью. Интересно, как чувствуют себя наши олигархи? Неужели и они живут в таком же постоянном напряжении? Конечно, в таком же. Иначе почему все они большую часть жизни проводят за границей и каждый из них все время возит с собой целое войско охраны? А закончат они так же, как Хавкин. Может, не под колесами автомобиля, а где-то в другом месте, но конец будет одинаков». Головченко никогда бы не согласился стать миллиардером. Он был человеком других принципов жизни.