Посланец. Переправа
Шрифт:
— Завтра расскажет, где служил и с кем, — сказал Лобков.
— Почему завтра? — не понял Шуляков.
— Сегодня ему уже не до разговоров.
— Джабраилову говорить будем? — спросил Шуляков.
— Если я его сегодня найду, скажу обязательно. У него вечером важная встреча. Когда она закончится, я не знаю.
— Кто-нибудь с Кавказа?
— Я такие вопросы его гостям не задаю, — сказал Лобков.
Купив воды и курицу с лепешкой охранникам, они оставили их до утра с Биденко, а сами поехали завершать свои дела. Шуляков — в банк, а Лобков в офис, где ему хотелось встретиться с Джабраиловым. Он все же решил рассказать ему о том, что они вышли
По дороге Лобков неожиданно встретил Ольгу Брызгунову. Она шла по тротуару в ту же сторону, куда ехал он. Лобков сначала решил не заметить ее и проехать мимо, но, поравнявшись, все же притормозил и крикнул, распахнув дверь машины:
— Мадам, вас подвезти?
— Ой, ты, надо же? — удивилась Брызгунова. — А я как раз думала о тебе.
— Ну и что же ты думала? — спросил Лобков.
За последние два месяца они виделись всего один раз, и он уже начал скучать по ней. Жена давно приелась. Брызгунова была на пятнадцать лет моложе ее, от нее всегда исходили какие-то возбуждающие токи, иногда от одного ее взгляда у Лобкова начинало стучать сердце. Сегодня она выглядела особенно привлекательной. Сев в машину и захлопнув дверку, она наклонилась к нему, подставляя щеку. Лобков поцеловал ее и, положив руку ей на колено, спросил:
— Ну, так что ты надумала?
— Поужинать с тобой, — сказала Брызгунова.
Она произнесла это так просто, словно вопрос об ужине был уже решен. В другой раз Лобков, не раздумывая, согласился бы, но сегодня ему было не до этого. Он тронул машину с места и ничего не ответил.
— Что-то случилось? — нахмурившись, спросила Брызгунова.
— Я сейчас занимаюсь одним делом, — сказал после длительной паузы Лобков, — и ни сегодня, ни завтра не могу отлучиться даже на минуту. Джабраилов мне этого не позволит. Я — при нем.
— Что за дело? — спросила Брызгунова, явно заинтересовавшись.
— Вы тоже им занимаетесь, — сказал Лобков.
— На кого-то вышли?
— Можно сказать, что да.
Лобков замолчал, давая понять, что дальше его расспрашивать не имеет смысла, он и так сообщил больше того, что мог. Но Брызгуновой не требовалось никаких дальнейших разъяснений. Она сразу поняла, что речь идет о раскрытии ограбления банка. Сегодня утром подполковник Головченко собирал всю оперативно-разыскную группу, и каждый докладывал о том, насколько продвинулся в расследовании. Результатов не было. Выйти на след преступников не удалось. А генерал каждый день требовал результаты. Закончив совещание, Головченко, как всегда, попросил Брызгунову остаться. И спросил, почти по-отцовски глядя ей в глаза:
— А что у вас?
— К сожалению, Павел Иванович, обрадовать нечем, — сказала Брызгунова. — На той стороне тоже без перемен.
Сейчас, сидя рядом с Лобковым, она понимала, что даже то, что он сказал ей, было уже слишком большим откровением. Он и так доверил ей столько, сколько не может доверить никому. Спрашивать о том, на кого они вышли, было бесполезно, Лобков все равно не скажет. Но уйти только с тем, что Лобков обронил мимоходом, она не могла.
— Так «можно сказать» или на самом деле вышли? — спросила она.
— Много будешь знать, быстро состаришься, — ответил Лобков. — А я этого не переживу.
— Женщины старятся не оттого, что много знают, а от того, что хотят, но не могут узнать, — сказала Брызгунова. — Страшнее душевных мук нет ничего на свете.
— Чего тебе мучиться? У тебя вся жизнь впереди.
— Я из-за тебя мучаюсь, — сказала Брызгунова.
— А из-за меня чего?
Он повернулся к ней, и они встретились взглядами. И Лобков увидел в ее глазах все, чего так не хватало в жизни. Любовь, преданность, стремление помочь и поддержать в трудную минуту, безоглядную веру в себя, желание всегда быть рядом. Она положила руку на его колено и сказала:
— Я так хочу, чтобы у тебя все было хорошо. И очень хочу помочь тебе.
— Сегодня взяли одного типа, — сказал Лобков. — Но пока молчит. Ждем, когда расколется. А что у вас?
Она понимала, что должна сказать ему о том, как продвинулось расследование у них в управлении. Сказать откровенно, скрывая, может быть, только самое главное. Иначе он перестанет верить ей, и тогда от него вообще ничего не узнаешь. И поскольку скрывать было нечего, она откровенно призналась:
— У нас никаких новостей пока нет. Роемся в мелких вещественных доказательствах, но ничего существенного найти до сих пор не можем. Начальство нервничает, сегодня генерал вызывал к себе Головченко и сказал, что, по всей вероятности, надо будет приглашать группу из Москвы. На него ведь тоже давят. Его каждый день приглашает к себе губернатор.
— Всполошились все, — сказал Лобков.
— Как не всполошиться? Столько денег в банке украли, а куда они делись, до сих пор никто не знает.
— Куда тебя подвезти? — спросил Лобков.
— Если можешь, до дому.
Он высадил Брызгунову около ее дома, поцеловал в щеку и сказал:
— Как только освобожусь, сразу же позвоню. Думаю, это будет скоро.
Поднявшись к себе в квартиру, Брызгунова несколько минут ходила по комнате из угла в угол, мучаясь от терзавших ее сомнений. С одной стороны, она должна была немедленно позвонить Головченко и доложить о том, что узнала. С другой — не хотела, чтобы у Лобкова возникли неприятности. Ведь если его люди изувечат подозреваемого (а то, что они его истязают, не вызывало сомнений), их могут привлечь к ответственности. Не исключено, что пострадает и сам Лобков. Но служебный долг в конце концов перевесил личные обстоятельства. Она достала из сумочки телефон и набрала нужный номер. Головченко ответил сразу.
— Павел Иванович, мне надо вам кое-что сообщить, — сказала Брызгунова.
— Вы откуда звоните? — спросил Головченко.
— Из дома.
— Через пятнадцать минут я буду у себя, приезжайте, — сказал подполковник и отключил телефон.
По дороге в управление Брызгунова все время думала о том, как может отразиться ее сообщение на положении Лобкова. И пришла к выводу, что никак. Если даже его люди искалечат подозреваемого, об этом никогда не узнают ни суд, ни адвокаты. Увечья должны быть подтверждены официальным медицинским свидетельством. Но пока подозреваемый будет находиться в руках дознавателей, никаких медиков к нему не пустят.
Оставалось решить одну проблему — вывести из-под удара саму Брызгунову. Лобков не должен заподозрить ее в том, что она передала информацию о задержанном в следственную группу. Но эту проблему должен решать Головченко. Он умный и все прекрасно понимает. Она верила ему и знала, что он ее не подставит.
Головченко ждал ее в кабинете сидя за столом и перебирая какие-то бумаги, но как только Брызгунова вошла, сразу встал. Он чувствовал, что она принесла важную информацию, и ему не терпелось узнать ее. Но как всякий опытный следователь понимал, что сначала надо выдержать паузу. Поэтому посадил ее за стол, снова перебрал бумаги, потом поднял голову, скользнул по лицу Брызгуновой усталым взглядом и сказал: