Послание Геркулеса
Шрифт:
Президент повернулся, помахал рукой аудитории, попрощался, пожал несколько рук и удалился.
Гарри открыл дверь, бросил кейс на пол, пальто на спинку дивана и включил свет. Рухнув в мягкое кресло, он потянулся за телевизионным пультом. Дом был наполнен звуками - часы на втором этаже, холодильник, тихое бормотание труб в стенах. Пластиковое пресс-папье на столе с надписью «Здесь работает Супермен» - подарок Томми.
Его впечатление, что Гамбини отлично выступил, подтвердилось подачей материала по телевизору. Ученый, преодолев первоначальную
Сообщения в новостях были сдержанными по сравнению с масштабом события. Ведущий Си-би-эс Холден Беннет начал с простого заявления: «Мы больше не одиноки». И почти весь тридцатиминутный выпуск был посвящен пресс-конференции с объявлением о специальном выпуске в девять вечера. Приводились видеосъемки из космического центра и лаборатории космических исследований.
Еще передавали кадры заторов, снятые на Гринбелт-роуд, когда люди, слышавшие новости днем, стали съезжаться посмотреть на место, где произошло открытие. На самом деле при облетевших деревьях лаборатория была видна уже с хайвея.
Интервью с прохожими показывали, что интересуются разные люди по-разному. Некоторые реагировали бурно, другие же высказывали мнение, что страна слишком много тратит денег на проекты, от которых никому никакой пользы, а плечи народа трещат под бременем налогов. Кое-кто интересовался, не является ли угроза вторжения реальной, несмотря на все заверения политиков. Другие пытались связать Геркулес с Розуэллом.
Сообщения из Парижа, Лондона, Брюсселя и прочих европейских столиц показывали, что европейцы тоже реагируют спокойно. Пекин упрекнул США за столь долгую задержку информации, указывая, что подобное событие одинаково важно для всех стран. Китайский премьер по телевизору поинтересовался, что еще может скрывать американское правительство.
Си-эн-эн передавало интервью с двумя ближневосточными министрами иностранных дел, когда зазвонил телефон.
– Мистер Кармайкл?
– спросил сочный, звучный и смутно знакомый голос.
– Это я.
– Эдди Симпсон. Мы бы хотели включить вас в завтрашнюю передачу.
Гарри вежливо выслушал, потом объяснил, что сейчас он слишком занят, так что спасибо. Второе приглашение прозвучало через шесть минут, и потом телефон не умолкал. Около половины девятого прибыла бригада новостей местного телевидения во главе с Артуром Мак-Катченом, энергичным ведущим из Балтимора. Гарри, слишком усталый, чтобы спорить, просто не пустил их в дом, «о разрешил взять у себя интервью на крыльце.
– Мне больше нечего сказать, - утверждал он.
– Вы теперь знаете столько же, сколько и я. И вообще я не исследователь. Я только выписываю зарплату.
– А что вы скажете об обвинении, - целеустремленно спросил Мак-Катчен, - выдвинутом сегодня Пападопулосом? Он утверждает, что правительство хранило эти сведения в секрете в расчете получить военное преимущество.
Этого Гарри еще не слышал.
– А кто такой Пападопулос?
Мак-Катчен перешел на снисходительный тон:
– Несколько лет назад он выиграл Пулитцеровскую премию за книгу о Бертране Расселе. Еще он декан факультета философии в Кембридже и кое-что очень неприятное сегодня говорил о вас.
– Обо мне?
– Ну, не конкретно о вас. Но вообще о том, как Годдард прогнулся под политиков. Вы не хотите прокомментировать?
Гарри стало очень неуютно под камерами и прожекторами. На той стороне улицы послышался звук открываемой двери, а у начала подъездной дорожки вроде бы стали скапливаться люди.
– Нет, - сказал он.
– У Пападопулоса есть право на собственное мнение, каково бы оно ни было. Но говорить о каких-то военных соображениях просто бессмысленно.
И Гарри, пробормотав извинения, протолкался к себе в дом и закрыл за собой дверь. Телефон зазвонил опять.
На этот раз это оказался Фил Кавано, астроном, иногда работавший по контракту с Годдардом, и он был вне себя.
– Я могу понять, Гарри, что вы не хотели давать никаких интерпретаций, - сказал он срывающимся голосом, - но скрывать сам факт передачи - это бессовестно. Я знаю, что это решали не вы, но мне очень жаль, что у кого-нибудь из вас - вас лично, Гамбини, кого угодно - не хватило духу сказать Харли, в чем состоят обязанности НАСА!
Несколько позже позвонил Гамбини.
– Я в мотеле, - сказал он.
– И судя по тому, как до тебя не дозвониться, у тебя те же проблемы, что и у меня. У меня такое чувство, что я прошелся по мозолям всей научной общественности. Даже философы и теологи жаждут моей крови.
– Его ворчание перешло в смешок.
– Я их всех отсылаю к Розенблюму. Так вот, Гарри, я хочу, чтобы ты знал, где я, на случай, если всплывет что-нибудь важное…
Без четверти девять позвонила Джулия.
– Гарри, я смотрела новости.
– Она говорила осторожным голосом, и он понял, как ей трудно было позвонить.
– Я за тебя рада. Поздравляю.
– Спасибо.
– Гарри постарался, чтобы голос не звучал враждебно.
– Тебе теперь отдадут должность Квинта.
– Может быть.
Дом был погружен в темноту, но на дорожке появились огни фар.
– Томми хочет с тобой поговорить, - сказала она.
– Давай ему трубку. Кто-то постучал в дверь.
– Пап?
– Голос ребенка дрожал от радостного волнения.
– Я тебя по телевизору видел!
Гарри засмеялся, мальчик тоже, и Гарри услышал, как сын напряжен. Они поговорили об алтейцах и о баскетбольной команде Томми, а стук становился громче.
– А у нас завтра игра, - сообщил Томми.
Когда Джулия снова взяла трубку, ее голос звучал спокойнее.
– Наверное, у тебя на работе сейчас очень интересно.
– Да.
– Гарри не смог скрыть напряженность в тоне, хотя больше всего на свете ему сейчас хотелось, чтобы голос звучал естественно.
– Я ничего подобного не видел.