Послание Геркулеса
Шрифт:
– Мягкий вкус скотча углубил задумчивость. Римфорд не мог за всю свою жизнь вспомнить такого наплыва эмоций, как сейчас. Это был момент славы, восторга, изящества - такой, который вряд ли когда-нибудь еще придется пережить.
К ужину он попросил бутылку зинфанделя.
Хотя сообразил, что праздновать ему особо нечего. Работа всей жизни пошла прахом, но сожалений он все же не испытывал. Да, приятно было бы оказаться Правым. Но знать - куда важнее.
Стейк получился великолепным. Римфорд отрезал длинные сочные куски, со вкусом прожевывал
свойств и структуры пространства. Если о какой-то математической формуле можно сказать, что она составляет тайну Вселенной, то вот она.
Боже мой, теперь, когда все это у него в руках, картина становится такой логичной! Как можно было раньше этого не видеть?
Да, алтейцы, по выражению Гамбини, манипулируют звездами, и не только в смысле Гамбини - добавлял или отнимая от них материал, но в более широком смысле слова, Фактически они манипулируют космосом, меняют его текстуру, варьируют степень его кривизны. Могут свести ее совсем к нулю, если захотят.
А если будет адекватный источник энергии, он тоже это сможет сделать!
Руки его дрожали, когда он впервые подумал о практических применениях.
На него надвинулась тень - но это всего лишь официантка принесла кофе. Симпатичная молодая дама, яркая и улыбчивая, как и полагается быть официантке в придорожной гостинице. Но Римфорд не ответил на ее улыбку, и она наверняка подумала об унылом типе за угловым столиком. Вряд ли она привыкла, что мужчины смотрят сквозь нее.
Он допил кофе, вытер губы уравнением расширения, бросил его на стол, оставил щедрые чаевые и медленно вышел в ночь.
– Я не совсем понимаю, зачем вам мое участие.
– Сайрус Хаклют аккурат но переплел пальцы на коленях, внимательно глядя на потрепанный фургон, уходящий мимо правительственной машины в вихре слякоти и грязной воды.
– В нашем распоряжении, - ответил Гамбини, - полное физиологическое описание внеземной формы жизни. Вам это интересно?
– Вы серьезно?
– произнес Хаклют тонким напористым голосом. Если попытаться охарактеризовать микробиолога одним свойством, то Это был бы контраст между его эфирным голосом и убежденностью, с которой он обычно говорил. Улыбка у него была слабая и небрежная, длинное тело и узкие плечи. Глаза моргали за тяжелыми бифокальными очками. Гамбини знал, что Хаклюту едва перевалило за тридцать, но с виду ему можно было дать все сорок пять.
– Эдуард, это действительно так?
– Да, это действительно так. Кое-какой материал в тексте из Геркулеса кажется нам попыткой описать генетическую структуру и более широкие биологические функции. Мы считаем, что они хотят дать нам полное представление о биосистеме своей планеты.
– Гамбини помолчал.
– К сожалению, у нас нет людей с нужной квалификацией, чтобы подтвердить эту догадку.
– Куда мы сейчас едем?
– спросил Хаклют.
– В Годдард. Там для вас отведена вилла для особо важных гостей, если вы захотите остаться.
Острый язычок Хаклюта облизал тонкие губы.
– Вилла подождет. Я хочу сначала посмотреть, что у вас есть.
Это если мы тебя протащим через охрану.
Лесли и Гарри были уже в гостевом центре, когда прибыл караван из четырех блестящих церковных автобусов, возглавляемый Бобби Фрименом. Автобусы по такому случаю отскребли, а вручную написанные буквы на бортах объявляли, что это есть собственность Библейской Церкви Троицы. Из толпы донеслись приветственные клики. Автобусы прокатились мимо оживленного автомобильного движения на парковку, миновали демонстрантов, несущих плакаты с требованием импичмента Харли и сожжения текста из Геркулеса. Водители, повинуясь указаниям полицейских, заехали на приготовленные для них стоянки под взглядом телекамер.
Фримен сошел с первого автобуса, широко улыбаясь в ответ на энтузиазм публики. Он был без шляпы, в поношенном пальто и длинном шарфе. Толпа продолжала напирать. Кто-то вопил молитвы, другие благодарили Господа за встречу с великим человеком. Охранники, фрименовские и из центра, смешались с толпой, сдерживая ее, пытаясь поддержать видимость порядка. Проповедник обнял группу детишек, концы шарфа развевались на ветру. Его сторонниками были люди среднего класса, в основном белые, детишки, их матери, пожилые пары. Все были тщательно причесаны, дети сияли умытыми лицами и цветными школьными куртками. Каждый держал в руках Библию. Было холодно, но этого, кажется, никто из них не замечал.
Фримен поднял на руки мальчика и что-то сказал, но Гарри ничего не расслышал. Толпа снова радостно завопила. Люди тянулись дотронуться до рукава своего наставника. Какой-то старик залез на дерево и чуть не свалился, когда Фримен ему помахал.
Ветер развевал седые волосы проповедника. У Фримена были полные щеки, широкий плоский нос и до противности довольный вид. Но в манере его не чувствовалось благостной снисходительности, как обычно у телепроповедников. Нет, он казался человеком, который вплотную столкнулся с великими дилеммами жизни и теперь верит, что нашел решение.
– Он искренний, - сказала Лесли.
– Он фальшивый, - ответил Гарри, не слишком уверенный в своей правоте, но рефлекторно считавший своим долгом долбать телеевангелистов.
Она поправила солнечные очки на лице:
– Гарри, они все прутся к нему. Кого-нибудь затопчут. Команда Фримена выстроилась клином, расчищая ему
дорогу. Гарри высмотрел двоих охранников и пробился через толпу поближе к проповеднику.
– Преподобный Фримен, - сказал он, - мы проведем вас через боковой вход. Вокруг толпы.
– Гарри примерно показал рукой куда.
– Спасибо.
– Проповедник добавил свои слова в общий шум.
– Я подожду своей очереди к главному входу. С моими друзьями.
Он встал в хвост долгой очереди, а те, кто стоял рядом и слышал, разразились приветственными кликами.
Гарри подумал, не стоит ли настоять, но решил не начинать свалку посреди народа. Вернувшись к Лесли, он покачал головой:
– Надо было знать, ему это по душе. Ради этого он и приехал.
Гарри нажал на сотовом телефоне кнопку с номером Паркинсона.