Послание Геркулеса
Шрифт:
– Кстати, - сказал Паркинсон.
– Я слыхал, что в институте Ферми неладно. Сейчас, пока мы разговариваем, у них собрание, где они решают, что делать. До меня дошла весть, что формальный протест - дело предрешенное, и обсуждается только, насколько жестко вести себя с правительством.
– Дураки, они сами себе носы прищемят, - ответил Гарри.
– Кому какое дело, закроют или нет ускоритель в Иллинойсе? Уж точно не широкой публике. А значит, и не президенту.
Было восемь сорок пять. У Гарри оставалось время только пойти поговорить с Гамбини.
Корд Маевский не мог бы сказать, когда понял, что строчки цифр составляют какой-то порядок. Он узнал основную конструкцию из соленоидов и датчиков. Вроде бы это были нагревательные и охлаждающие элементы с таймером.
– А все остальное, - сказал он Гамбини, - я пока еще определить не могу.
Он нарисовал грубую схему, но она не была похожа ни на что знакомое.
– Работающую модель можем построить? Маевский заморгал и почесал переносицу.
– Может быть, - ответил он.
– А в чем дело?
– Я не могу найти никаких спецификаций питания, Эд. Как ты думаешь, сколько надо будет, чтобы эта штука заработала?
Гамбини усмехнулся.
– Начни с бытового напряжения. Посмотри, сложится ли, Корд. Только этой работе присвой низкий приоритет. Я хочу полезть в перевод глубже.
– Насколько глубже?
– Маевский не скрывал разочарования.
– Очень глубоко. Что мы действительно хотим знать, так это - кто там?
– На это могут уйти годы, Эд. Материала целая куча.
– Я думаю, справимся быстрее. Но пока что отложи эту штуку подальше. Вернешься к ней, когда сможешь.
Гарри нашел Лесли в кафетерии. Она задумчиво жевала сандвич с тунцом и не заметила Гарри, пока он не сел рядом.
– Привет, Гарри! Как жизнь?
– Нормально. Я не знал, что ты опять здесь.
– Приехала вчера вечером. И видимо, как раз вовремя. Слышала я, что Бобби Фримен собирается нанести нам сегодня визит.
– Значит, это известно?
– По всем каналам передают.
– Его ожидают сегодня в гостевом центре.
– Гарри не мог понять, серьезно она говорит или нет.
– Ты интересуешься Фрименом?
– Гарри, - сказала она, - на одном этом человеке можно изучать психологию толпы. Он никогда не сказал ни одного слова, имеющего смысл, и все же два миллиона американцев считают, что он может ходить по водам.
– Блэквудз Бобби - живое доказательство, что в этой стране можно прийти к власти, не имея мозгов. Уродом быть нельзя, но если ты дурак, это никого не волнует.
– Ты сгущаешь краски, - добродушно заметила она.
– По каким стандартам он дурак? Если удается сбить его с религиозных тем, он вроде бы достаточно разумен. А если учесть, в каких параметрах он работает, то он просто замечательно им соответствует. Если Библия должна считаться божественным откровением, то он поумнее нас выходит.
– Ты чушь несешь, - отмахнулся Гарри.
– Конечно.
– Лесли хитро улыбнулась.
– Ты, наверное, слышал, что вчера было что-то вроде прорыва.
– Здесь нельзя о таком говорить, - напомнил Гарри.
– Секретность - душа режима. Так что случилось?
Она кивнула.
– Кажется, мы все пленники века. Я просто не знаю, что стала бы делать на месте Харли. Хотя я не так уж уверена, что следует волноваться насчет чертежей оружия. Я думаю, что •бы я почувствовала, если бы мы узнали, что эти существа все как один гении. Если рядом с ними Бейнс - болван.
Гарри извинился и пошел за кофе.
– Бейнс - болван?
– переспросил он, вернувшись.
– Ему бы это понравилось.
– А может быть, мы неправильно поняли фигуру из палочек. Может, они все выглядят как ангелы. И окажется, что они устроены куда лучше нас.
– К чему ты клонишь, Лесли?
– Сама не знаю. Я думаю, что содержание передачи опасно, но не по тем причинам, по которым все думают. Что с нами случится, если выяснится, что мы в чем-то безнадежно ниже их?
– А ничего. С некоторыми из нас - никогда и ни за что.
– С Бобби, например?
– Пример хороший.
– А с Эдом?
– спросила Лесли.
– Как он отреагирует? Скажем, если на том конце окажется потрясающий гений?
– Я не думаю, что Эда легко напугать. Он был бы очень рад найти конгениальный разум. Кого-то, с кем можно разговаривать. Не могу себе представить его запуганным чем бы то ни было. А вот Бейнсу, наверное, это бы не очень понравилось.
– Может, ты и прав, - согласилась она.
– Я думаю, больше всего Бейнс хочет узнать, будет ли жить модель Римфорда. А ты, Гарри? Что бы ты хотел увидеть?
– Конец всего этого. Слишком много неприятных ощущений. На нас нападают со всех сторон. Я устал от этой враждебности.
– Представляю.
– Представляешь?Хочешь просидеть день на моем месте, отвечая на звонки?
– Нет, спасибо. И все равно, Гарри, это интересно. Мы участвуем в самом главном приключении века - так что радуйся. Ты еще много лет будешь вспоминать это время и говорить «ага, самые замечательные события за всю историю человечества - и я был в самом центре».
– Прямо сейчас это скорее грызня и склока. Последние сведения - намечается собрание, созванное исследователями на контракте. Они угрожают уходом.
– Так вот, - сказала она, будто угроза забастовки была сущей ерундой, - мы начинаем немного схватывать структуру языка. Но что-то в ней есть очень странное.
– Послушай, Лес, странного будет еще чертова уйма, пока доберемся до конца.
– Странное не в смысле необычное, а в смысле иррациональное. Очень неуклюжий язык, Гарри, настолько неуклюжий, что его даже трудно назвать языком.