Посланник
Шрифт:
Михей все это то ли презрительно игнорировал, то ли просто настолько погрузился в свое занятие, что не замечал уже ничего. Его руки стремительно мелькали над клавиатурой, спина была сгорблена, а глаза жили лишь для монитора. Заинтригованная, Вика подошла поближе. Разумеется, что он делает, она так и не поняла. Зато увидела, что над монитором прикреплена ядовито-красная надпись не совсем приличного содержания, а чуть пониже и поскромнее: «Олег – козел!!! И ЭТО – не гипотеза, а проверенный ФАКТ!»
Девушка усмехнулась. Может, жизнь здесь будет не так уж и плоха.
– Он тут надолго застрял, – брезгливо наморщил нос Сашка. – Пойдем, покажу тебе нашу нору. – Несмотря на пренебрежительное замечание, чувствовалось, что мальчишка весьма гордится
Коридор на нее впечатления не произвел. Пожалуй, единственным его отличием от всех тех коридоров, что Виктории приходилось встречать до сих пор, была безукоризненная чистота. А так – краска облупилась, от штукатурки одни воспоминания остались. И, наверно, это помогло ей несколько успокоиться. Босые ступни Сашки тихо шлепали по натертому до блеска полу, ее же обутые в мягкую кожу ноги ступали совершенно бесшумно.
Следующее помещение было гораздо более... необычным. Сашка, точно волшебник, предвкушающий удивление публики, когда из шляпы вместо кролика вылезет суслик, откинул занавеску.
– Гостиная. Она же общая. Мы здесь обычно тусуемся между тренировками.
Вот так. Есть тренировки, а есть то, что между ними. И второе рядом с первым – просто приложение. Уши Виктории чутко уловили этот нюанс, но глаза ее были лишь для открывшегося перед ними вида.
Комната была... странной. Что-то вроде большого зала, с низкими подвальными потолками, с перегородками, разрывающими пространство без всякой системы. И снова это странное сочетание чистоты и беспорядка. С одной стороны, полное отсутствие грязи, почти стерильность, с другой... Описать словами то впечатление, которое производила эта таинственная «другая сторона», Виктория бы, наверно, не смогла. Мебель сюда свозили с каким-то подчеркнуто небрежным презрением к единству стиля. Белые диванчики а-ля модерн окружали старинный, под Людовика XIV, стол, на котором стопками лежали дискеты и прозрачные схемы. В двух шагах плетеные кресла окружали полудюжину плоских компьютерных мониторов, рядом, под почему-то оказавшейся в середине комнаты стеной, стоял диван с кучей подушек. И тут же – расстеленные прямо на полу матрасы и образующие еще одну стенку книжные шкафы. В углу громоздился исполинских размеров телевизор, повсюду были расставлены звуковые динамики, валялись какого-то шпионского вида приборы. В другом углу – высокий стол и стулья вокруг него, высокие, как в баре. Рядом – холодильник. И доска, как в школе, только белая. И героических размеров пальма в кадке. И еще какие-то странно группирующиеся диванчики и кресла.
Виктория недоуменно моргнула. Несмотря на очевидную даже для нее аляповатость, обстановка оставляла впечатление какого-то внутреннего... порядка? Правильности? Цвета переливались один в другой, резкие контрасты выглядели необычайно гармоничными. «Будто хаос, воплотившийся в своей самой утонченной форме – искусстве», – пришла откуда-то странная немысль. Виктория передернула плечами.
Да, эта гостиная выглядела необыкновенно гармонично... За одним исключением. Огромный, массивный и даже в такой позе выглядевший угрожающе детина, скрючившийся на низком пуфике и что-то остервенело набиравший на клавиатуре, явно не вписывался в обстановку. Было это существо одето во что-то напоминавшее ее собственное облачение, но из ткани попроще. Одежда для боя. В крайнем случае – для тренировки. Викторию окатило волной мимолетного и острого страха.
– За занавесом – дверь в тренировочный зал, а там – проход к личным комнатам. Твою уже почти подготовили... – объяснял Сашка. И не меняя тона, будто говорил о мебели: – А это – Толик. Точнее, Толян. Местный юродивый... в своем стиле, разумеется. Бука редкостная, но дерется как бог. Как только он прекратит нянчить собственное «эго» и вспомнит о манерах, то поприветствует тебя.
Руки замерли над клавишами, мышцы на плечах напряглись. Те
Виктория и сама не поняла, что пятится, пока не обнаружила, что от бегства ее удерживает лишь вцепившийся в запястье ухмыляющийся Сашка. Девушка яростно дернула руку на себя, набрала в легкие воздух для протеста...
Толян повернулся, его полный тихого бешенства взгляд скользнул по Сашке... и споткнулся о Викторию. Именно споткнулся, как еще это можно назвать? Нет, он отлично знал, что она должна стоять там. Он видел ее на тренировке, почувствовал ее пробуждение, почувствовал, как она вошла в комнату. Он мог не оборачиваясь метнуть нож ей в глаз – и попасть. Но теперь, когда его взгляд упал на эту новую, закованную в белый шелк Викторию, он споткнулся. На мгновение вылетел с заранее намеченного пути действий.
Губы мужчины едва заметно дрогнули, глаза стремительно и цепко пробежались по ее фигуре. Инстинктивный, не контролируемый взгляд. Грудь, лицо, глаза, волосы... ноги. Взгляд, который мужчина, сам того не замечая, бросает на незнакомую, но хорошенькую женщину. Не голодный и уж конечно не тот, который выдает какие-то серьезные намерения. Но и не тот, которым смотрят на обычное произведение искусства. Просто такой... взгляд. Очень мужской. Очень быстрый.
И тут же, точно спохватившись, глаза налились темным гневом и неодобрением. Толян прямо-таки каждой черточкой своего лица демонстрировал, как ему не нравится новая ученица. Но Виктория не обижалась – в этой неприязни не было ничего личного. Против девочки Вики этот громила ничего не имел. Его бесило лишь то, что она с собой принесла. Странное, нелогичное поведение учителя, которому Толян, сам того не заметив, привык полностью доверять. Раскол в группе, за которую он цеплялся, как за последнюю соломинку. Неуверенность и напряжение. Нет, Анатолию определенно не за что было любить новую соученицу.
Но Викторию это уже не пугало. Внутри у нее расцветало, растекалось какое-то сладкое, приятное тепло. Девушка не узнала его: смесь уверенности, удовлетворения, самолюбования и чего-то еще. Просто... Просто когда эта бомба ярости, силы и насилия, готовая в любой момент взорваться термоядерным гневом, сделала паузу, дабы оценить ее, Виктории, фигуру...
В общем, впервые за свою короткую, но отнюдь не девственную жизнь Избранная почувствовала себя женщиной. И чувство это ей очень понравилось.
– Приветствую вас, Виктория. Надеюсь, вам у нас будет хорошо, – выплюнул Толян положенные по этикету фразы, тоном и выражением лица подчеркивая, что имеет в виду он как раз противоположное. И отвернулся обратно к своему монитору, даже не удосужившись выслушать ответ. Но Виктория на него уже не обижалась. Она вообще не была уверена, что сможет когда-либо обидеться на Анатолия. Слишком много он для нее сделал этим быстрым, им самим не замеченным взглядом. Она и сама еще не понимала сколько. Зато это хорошо понимали те, кто вложил столько усилий в создание ее одежды.
Виктория же даже не удивилась, почему с такой легкостью читает настроения и мысли этого сумрачного парня. Не по выражению же лица, в конце концов. Ну какое выражение может быть у каменной маски?
– Знакомься. Это – Барс.
Виктория посмотрела в указанном направлении и почувствовала, как глаза ее становятся круглыми и глупыми. Барс был рыжим котом. Кроме того, он был самым толстым, самым высокомерным и самым матерым котярой, какого ей доводилось видеть. В уме сразу всплыла картинка из детского мультика. «Возвращение блудного попугая» – так он назывался. Был там этакий толстенный рыжий котяра, из-под огромной туши которого торчали тонкие лапки, а на морде застыло выражение собственного превосходства. Так вот, рисовали того кота не иначе как с Барса.