Посланник
Шрифт:
Во всем этом – в дежурившем у ее постели мальчишке, в специально сшитой одежде, вымытой голове, приготовленном зеркальце – ощущалась какая-то грубая, бесцеремонная заботливость. Несомненный почерк Олега. Но Виктория сейчас была слишком занята, чтобы беситься. Ноги подогнулись, и она, сама того не заметив, шлепнулась обратно на кушетку.
Держа зеркальце в дрожащей левой руке, она осторожно отогнула пластырь. Ранка уже зарубцевалась, оставив маленький красный шрамик. Действительно маленький, сантиметра три, идущий от виска чуть вверх, вздергивая кончик
Виктория и сама не знала, что чувствует по поводу этой раны. Гнев. Гнев всеобъемлющий, бесконечный, разрушительный. То, что с ней сотворили, вызывало мгновенное инстинктивное отторжение, и девушке даже в голову не пришло ставить под сомнение собственную ярость. Виктория знала, что действия Олега были неправильны, отвратительны, что они унижали ее даже в собственных глазах. Просто знала, и все. Но, с другой стороны, красный рубчик вызвал и невероятную волну облегчения. Как будто какой-то узел внутри вдруг распустился, а глаза защипало подступившими слезами. Она была свободна. Свободна! И никому не позволит эту свободу у себя отнять.
– Эй, ты в порядке?
Она подняла затуманенные глаза на Сашку, пару раз мигнула, пытаясь сфокусировать взгляд.
– В полном. – Собственный голос показался ей карканьем, в котором неожиданно прорезались сардонические нотки. Хотя, как ни странно, Виктория не намного отклонилась от истины. Она уже много лет не была настолько «в порядке».
И, самое отвратительное, знала об этом лучше, чем кто бы то ни было еще.
– Хорошо, – миролюбиво кивнул рыжий дипломат. – Тогда давай посмотрим, что там у нас с обувью.
Мальчишка выудил откуда-то из-под кушетки пару легких сандалий и, прежде чем Виктория сообразила, что происходит, опустился на одно колено. Вот такого бывшая наркоманка и бродяжка ожидать точно не могла. Столкнувшись с совершенно новой для себя ситуацией, девушка изумленно застыла, а тринадцатилетний кавалер умело поймал ее лодыжку и стал осторожно надевать обувь. Виктория попыталась дернуться, но пальцы у пацаненка оказались неожиданно сильными.
– Подожди, тут нужно ремешки отрегулировать, – рассеянно буркнул Сашка и продолжил свои странные манипуляции.
Что правда, то правда, в ремешках Виктория бы одна ни за что не разобралась. Обувь была чудная, совершенно незнакомая. Что-то вроде тонкой и гибкой подошвы, от которой отходило несколько плоских веревочек. Веревочки следовало как-то хитро перекрутить, соединить и затянуть по своему размеру, после чего обувь можно было свободно сбрасывать и надевать, не опасаясь, что та натрет ноги. Виктория со всевозрастающим интересом наблюдала за процессом.
– А ты неплохо с этим справляешься, – вообще-то, она имела в виду сложно переплетенные ремешки, но Сашка понял по-своему.
– Между Ириной и Natalie кто угодно научится быть джентльменом. Или умрет, пытаясь. – Застегнув последний замочек, он поднялся и протянул ей руку. Виктория, сама не отдавая себе в том отчета, каким-то знакомым и привычным жестом опустила свою ладонь в мальчишескую и легко вскочила на ноги. Сандалии, или что там это было, не ощущались совершенно. Будто босиком идешь. Может, мокасины?
Избранная сделала глубокий вздох, попыталась неумело расправить плечи, вцепилась в руку своего сопровождающего. И шагнула из-за ширмы навстречу своей судьбе.
Глава 6
Леек отвернулся от обрыва, на котором торчал уже добрых три часа, пытаясь привести в порядок растрепанные чувства, и с иронией посмотрел на стоящего за спиной старого (не путать с хилым!) мужчину. Тао ответил непроницаемым взором, в котором, однако, читалось неодобрение.
– Ну, – чуть насмешливо протянул Посланник, – давайте. Высказывайте.
Тигр Песков даже не моргнул. Но неодобрения под непроницаемостью заметно прибавилось.
– Остается лишь надеяться, что вы знаете, что делаете, главнокомандующий.
– Надежда хорошее чувство, – вежливо согласился Леек. – Умирает последним. Как раз вслед за тем, кто надеется.
Теперь Тао позволил себе нахмуриться. Чуть-чуть.
Леек слышал, что некоторые люди, завидев нахмуренные брови этого человека, почитали за лучшее немедленно скончаться от разрыва сердца. И не то чтобы он совсем их не понимал...
Есть хорошее правило – никому ничего не объяснять. Только вот почему-то это правило чаще нарушается, чем соблюдается.
– Да, воин Раджанин. Я по уши влюблен в юную махараджани. Нет, воин Раджанин, это никак не повлияет на мое поведение по отношению к ней. Моя любовь – моя проблема, и с ней я справлюсь сам. Вы можете по этому поводу не волноваться.
Тао смотрел все так же непроницаемо.
– Забавно. – Спокойный, можно даже сказать, безмятежный голос. И руки держит на виду, подальше от оружия... Как будто Леек не знает, что стоит Тигру Песков чуть напрячь запястья, и в ладони выскользнут из пружинных ножен кинжалы: метательный для левой руки и дуэльный для правой. Или, вздумай Тигр Пустыни убить его, Леека, оружие тут излишне. Если не справится голыми руками, то оружие не поможет... – Признаюсь, именно от вас я не ожидал подобной... покладистости, адмирал.
Леек фыркнул и вновь отвернулся к окну, демонстративно подставляя под удар незащищенную спину.
– Она – изумрудная махараджани, носительница самой чистой крови на Данаи. Я – безродный. Этим все сказано.
– До сих пор вы демонстрировали удивительное безразличие к подобным социальным тонкостям, – мягко напомнил Тао. Довольно вежливый способ заметить, что Леек поставил всю кастовую структуру на уши, да еще подергал сверху за пятки, чтобы столпам общества и опорам морали не было скучно.