Шрифт:
ночной фэнтези-комикс
Глава 1. Последний Президент
– Я не хочу быть последним президентом Синеокой! – говорил проснувшись после теплой ночи Большой Лука журналистам, но голос его дрожал уже много месяцев. Теперь он срывался на крик даже ранним утром, а в полдень мог даже взвыть в протяжном вое, подобном гортанному завыванию серого волка, удивленного полуночным
Это было на него не похоже. Раньше он чувствовал грань между днем и ночью. Но то было в дни безмятежной жизни.
Он терял уверенность и чувствовал, что кресло под ним шатко. Его эмоциональное состояние стало пограничным с безумием, его затравленность выглядела со стороны предельной. Он готов был бросаться на более сильного врага, но не из храбрости, а от отчаяния, ибо загнанный в угол не знает пути отступления.
Новые выборы не принесли желаемого. Никто не признавал их. Далекие страны и ближние, будучи врагами, словно сговорились друг с другом. Все были против него. И поводом их консенсуса тоже был он.
Большой Лука никого не устраивал. Сиюминутные тактические союзы рушились, и только прикормленные глашатаи вещали уверенно о прежней его силе. Только они, мнящие себя осведомленными, верили в его любимую ночную сказку о возрождающейся из пепла птице.
«Западные Львы» считали «Мистера Гранд Луку» диктатором, а «Восточные Орлы» – пустым местом, отжившим свой век сверчком. Они все еще улыбались в лицо, но несли в своих клювах коварный план по его свержению. Причем, это были не активные действия, и от этого становилось обиднее всего.
Они били по больному, но словно ничего не предпринимая. Они лишали его финансового щита, не позволяли как прежде зарабатывать на транзите углеводородов, но твердили о дружбе и вечном союзе. Действовали так же, как он раньше. Так же, но прищурив глаза.
Его же очи больше не щурились, в них были мрак и ночь, они округлились и не видели погибели дня, воспринимая его как сон, который вот-вот пройдет, и все вернется на круги своя.
Но ночь приносила новые сны, а из недр Темноводья возникал и новый день, который был безжалостнее предыдущего. Вид на озера не умиротворял. Ненависть нарастала. Когда она есть – берутся откуда-то и силы, но гнев истощает их быстрее, чем способны восстановить тишь и ночь…
Если бы орлы пришли с войском, то народ бы встал как один на защиту государства! Его государства! Ну хорошо, просто государства…
Но орлы просто ждали, паря над его озерами и полями, когда Большой Лука свалится со своей подпиленной ветки. Они презирали его, мобилизовав все ресурсы.
Все, кроме конечно же ночи. Его ночи. Где он был безраздельным владыкой.
Но их не волновали его преимущества в это время суток, ведь они теперь не прятались ни ночью, ни днем, а если хотели что-либо скрыть, и это обнаруживалось, то сохраняли спокойствие и переворачивали разоблачение в свою пользу.
Они надвигались. Медленно, ибо никуда не спешили. Неумолимо, ибо были подобны катку.
А Большой Лука, когда-то находивший успокоение в ночи, когда концентрация и зоркий его взгляд возвращались, когда мысли сплетались в беспроигрышный план, когда шорох становился предвестником, а шепот – набатом, стал паниковать. Его совиные глаза наливались кровью при малейшем раздражении, он оказывался предельно грубым с ближайшими соратниками, отвращая всех и делая из себя посмешище в глазах мажоритариев Федерации Великих Орлов. Никто не реагировал на его излюбленный шантаж, а радиус страха перед его угрозами сжимался до уровня площади тени от старого дуба.
В один момент он вдруг подумал, что «западные львы» все же не в сговоре с орлиным гнездом. Он представил, что концентрация войск «западной коалиции» у границ Синеокой и есть поддержка ему в том случае, если он рискнет, пойдет ва-банк, «откроет шлюзы», перевернется на другой бок и отречется от прежних союзов.
Но скоро он осознал: они придумали иное – они готовы бы были перейти границу только в том случае, если ворота откроет некто, кого мир объявит легитимным главой Синеокой. Тот, кому они сами вручат ключ от заветной двери. И это будет вовсе не он.
Интервенция должна стать желанной. Как в соседних Балтийских уделах, как в Желто-Синей или, как ее называли на Западе и Юго-Востоке, Сине-Желтой Краине, как в Красно-Белом Воеводстве… Люди должны позвать чужеземцев сами. Именно дальних, не ближних.
Те, на их взгляд, не так прожорливы. Они не узурпируют власть, не станут ущемлять права, как эти, с востока, – сами привыкшие к раболепию, и посягающие на воздух свободы себе подобных, но уже ощутивших легкое озерное дыхание и научившихся жить в своих чащобах, возделывать свои поля и продавать урожаи.
Как же этот народ будет рыдать по нему, когда его не станет… Большого Луку тешила эта мысль. И она давала силы. Она направляла его черные мысли. Но она же вела его в ночь. Только там были спокойствие и умиротворенность. Он хотел сделать ночь своим днем и днем своей страны, в этом была иллюзия его победы. И это он собирался предложить как дар, убедив сперва ближних. На это он готов был потратить все, даже пожертвовать дневной жизнью, но так, чтоб хотя бы в ночном его царстве ему льстили как прежде, пренебрегая любой альтернативой.
Надо признать, он не верил давно своей свите, всех этих иуд держал подле него заурядный страх. Они по сути были такими же предателями, как и про-западники, но настолько привыкли к привилегиям, настолько чужды были любой идеологии, кроме стяжательства и корысти, что их волновало лишь сохранение статуса. Им неважно было, кто гарантировал бы им спокойное будущее после него – Запад или Восток…
А что было делать? Время его неумолимо дотикало до последнего рубежа. Тик-так! Его обложили. Драма приобретала очертания плотного роя, сгущающегося в черную тучу. День становился невыносимым и депрессивным…