После бури. Книга первая
Шрифт:
Все, кто был нынче на скважине, спасались в тени березовой рощи, поблизости от палаток и в десятке сажен от буровой площадки, но кооперативный и советский руководители, прибыв в обширном тарантасе, в который запряжена была неуклюжая и сильно волосатая лошаденка, как будто бы не заметили здесь ни одной живой души — они молча осмотрели буровой инструмент, пощупали его, подняли с земли картуз, оставленный кем-то из рабочих, и его тоже осмотрели внимательно, а потом отбросили в сторону, чтобы не мешал, поочередно заглянули в скважину, отошли в сторонку, поговорили и только после этого
Они пошли сразу на бурового мастера. Они знали его — еще раньше он приезжал в Семениху для заключения договора на производство работ. Мастер, дремавший на травке, встал навстречу и кивнул, а потом всем троим по очереди протянул руку, но тоже с таким видом, будто перед ним были люди совершенно незнакомые, случайные прохожие.
Потом бурмастер позвал Корнилова и, когда тот подошел, рекомендовал его:
— Хозяин!
Стали знакомиться.
Председатель кооператива, мужчина под пятьдесят, не очень бородатый, в белом парусиновом картузе, который он слегка приподнял оттопыренным пальцем левой руки, так и сказал:
— «Смычка». Председатель!
Счетовод рекомендовался пространно:
— Губарев Дорофей Дементьевич, заместитель председателя семенихинского маслодельного кооператива «Смычка». Заместитель товарища Барышникова Семена Андреевича. И — счетовод!
У заместителя-счетовода тоже был на голове точно такой же парусиновый картуз, что и у председателя, но в остальном вид с претензией на городской: странного покроя серенький пиджачок, а главное, светлые ботинки, хотя и стоптанные изрядно,
Предсельсовета сказал о себе:
— Архипенко...
Опять такой же картуз. И красноармейская, до белых пятен выцветшая и застиранная гимнастерка.
Буровой мастер, как бы все еще ничуть не узнавая этих людей, с которыми тому назад месяца полтора он подписывал договор, представился тоже.
И «хозяин» назвался по имени-отчеству: Корнилов Петр Николаевич. Таким образом, внешние приметы каждого оказались скрепленными подобающими словами — познакомились. Предстояло что-то второе, третье, еще какое-то, но тут председатель «Смычки» вдруг сказал: — Ну ладно. Бывайте здоровы! А мы поехали. — Как поехали?! — удивился Корнилов. — На кобыле вот! Делов слишком много на нонешний день. Торопимся. Посидеть-поговорить — на другой раз. Когда свободнее окажемся. — Если приехали, осмотритесь! — поддержал Корнилова мастер.— Осмотритесь, войдите в курс дела! — Осмотрелись мы. И в курс вошли. Притензиев к вам покудова нет, бурить вы начали в точное время, в договорный срок. Размер бурового вашего отверстия для начала тоже взятый правильна. Как по договору. Какие еще у нас с вами на нонешний день могут быть дела? — И председатель Барышников посмотрел на мастера и на Корнилова. Оказалось, действительно общих дел у них пока еще нет.
Не прощаясь, Барышников направился к своему обширному тарантасу, но тут один из двух рабочих поденщиков, щупленький и суетливый Митрохин сказал:
— А кваску, Семен Андреич?
— Чей квас-то?
— Мой, Семен Андреич! Моёй бабы приготовления!
— А холодный?
— Со льдом. Лед не потаял еще в нем. Не успел.
— Свежий? Либо выдержанный?
— Неделю, Семен Андреич, выдержан квас. Нынче момент ему пришел на питье.
— А в чем он, твой квас?
— В чем ему быть? В крынках он. В двоих. Одна поменее, другая поболее,
— Поди, стеклянные крынки-то?
— Ну, как можно, чтобы стеклянные? Глиняные они!
— В землю закопанные?
— В такой-то на всю природу жар где им быть? По рассвету, как девка моя Лизавета доставила на всю нашу партию провиант, я их ту же минуту и закопал.
— Беги, Митрохин! Беги быстренько, бери квас! Которая помене крынка, ту и бери. А которая крынка поболе, ту прихвати тоже!
Корнилов поглядел на председателя «Смычки», совершенно серьезным было председателево чернобородое лицо — ни улыбки, ни игры, ни шутки. Глаза серьезные. Даже сердитые.
Покуда Митрохин копал землю ржавым топором, добывая квасные крынки, председатель «Смычки» объяснял Корнилову:
— Правда, что превыше митрохинского квасу в Семенихе нету. И вокруг далеко, полагаю, нету тоже. И не бывало сроду. Баба митрохинская налаживает квас, хотя кислый, хотя сладкий, господу богу самому в праздник подавать в самый раз... И мы, нехристи, тоже примем с удовольствием.— Уже за питьем кваса, густо-коричневого и ароматного, председатель еще спросил: — Мастера-бурильщики! На какой глубине размер трубы сделаете поменее? Поменее того, с которого начали?
Вопрос был чисто техническим, очень дельным и неожиданным.
— Как обстоятельства заставят! — ответил бурмастер.— Заранее не угадаешь, как там.— Постучал по земле ногой,— Как там сложится дело. В наших интересах пройти начальным диаметром как можно глубже. В наших...
Председатель подумал и согласился.
— Ясно. В глубине чем шире — тем лучше. Свободы поболее... Там свободы-то ма-а-ало. Любому инструменту теснота.
— Так...— подтвердил мастер.
— Дойдете до водоносного грунта, какой будет у вас диаметр? — и дальше инспектировал Барышников.
— Какой по договору указан. Придется изменить, согласуем с вами.
— Простое согласование: последнюю трубу начнете опускать, позовете меня. Лично. Погляжу. А то без пригляда-то сунете вниз трубу с палец, дюймовку. С подрядчика хватит: самые последние дни любой работы — оне тяжелые. И торопливые: скорей бы, скорей бы кончить — вот что у каждого на уме.
— Приток воды в скважину от диаметра не зависит...— сказал бурмастер.— Разве очень немного.
— Тогда от чего же находится он в зависимости? удивился председатель.
— От глубины погружения труб в водоносный слой.
Опять задумался председатель «Смычки», встретился и разминулся взглядом с бурмастером.
Корнилов спросил:
— Вы, товарищ Барышников, с буровыми работами сталкивались?
— Где было столкнуться? Под землею не бывал. Был бы случай, я его нонче сам бы и повторил, не стал вас нанимать, деньги выкладывать. Работа нехитрая, а тыщи требует. Тыщи!..
Опорожнили крынки, малую и большую, и, уже сидя в тарантасе, Барышников спросил: