После Чернобыля. Том 1
Шрифт:
А ведь людям всего-навсего было важно знать, что о них хоть в самом дальнем углу будет зафиксирована добрая память. И это было значительнее денег и других материальных благ. Да, там платили больше, чем на других участках 30-километровой зоны. Но какими деньгами все это оценить? Специалисты не хотели уезжать. Отработав свой срок командировки, с гордостью смотрели на выполненное их руками. И с грустью, что не им выпала честь завершить. По первому зову они с большой радостью возвращались в Чернобыль. Настрой на работу был необыкновенный — как будто люди изголодались по нормальной работе — и работали взахлеб. “Мы тогда думали это настроение перенести и на мирную свою работу — ведь именно так надо трудиться: в стране начиналась перестройка. Нам казалось, что мы нашли правильный стиль”, — говорил
На стройке не было ни дезертиров, ни национальной вражды, ни болящих. А если действительно кто-то заболевал, то на ногах перехаживал день-два — и в бой. Люди даже стеснялись болеть в такой обстановке общего трудового вдохновения. Среда вытолкнула бы такого “сачка”, как мяч из воды. Его бы просто отторгли.
В глубине души участники этой беспримерной эпопеи полагали, и обоснованно, что за такой труд народ и Родина их встретят как героев, по достоинству оценят вклад каждого, восхитятся творческими возможностями и силой сплоченного общей целью народа. Но о них по сути никто и не узнал. Не имея почти никакой информации о работах не только на строительстве саркофага, но и во всей 30-километровой зоне, многие люди за ее пределами порой самих же ликвидаторов чуть ли не обвиняют в катастрофе: как говорится, “то ли он шубу украл, то ли у него украли, словом, замешан в некрасивой истории”...
Строители саркофага не понимают самого факта — как руководство страны могло “спустить на тормозах” даже необходимость моральных наград за сделанное. Хотя бы изготовили ордена и медали в нужном количестве. Правительственная награда позволяет человеку осознавать, что его участие в этом грандиозном деле не забыто, оценено по достоинству...
Мнение Л.Л. Бочарова: “Как всегда, ничего не получили именно многие из тех, кто работал, а сидевшие в Москве, в Управлении кадров - награждены высокими правительственными наградами, вплоть до ордена Трудового Красного Знамени. Я не о себе — я удостоен ордена “Знак Почета”. Но мне лично было стыдно смотреть в глаза своим собратьям в тот момент, когда вручали награды. С нравственных позиций это — жуткая картина: вроде бы — праздник, а душа бунтует, кричит от безысходности и бессилия что-либо исправить. Хотелось чуда, которое бы принесло справедливость. Но жизнь, как это в очередной раз случилось, окунула нас носом в дерьмо”.
А ведь ликвидаторы — наш народ — простил и это, хотя в душе у каждого осталась щемящая зарубина на всю жизнь. Не злость (ее он откроет разве что самым преданным и верным друзьям и близким), нет. Несправедливость нас не ожесточила, не расслабила в деле, а лишь еще раз подтвердила сермяжную правду: работают одни, а получают другие. Такие повороты жизни еще больше закаляют сильных духом и укрепляют чувство юмора и оценке своего труда и вклада в жизнь Отечества.
Например, молодой главный инженер монтажного района — Ю.К. Чашкин — участвовал почти во всем монтаже саркофага, то есть собирал и устанавливал все это железо, основные металлоконструкции. Сейчас он — главный инженер производственного объединения “Промэнергомонтаж”. Но за Чернобыль ему не дали даже медали — только грамоту. А ведь он отвечал за людей и производство наравне с главным инженером УС-605. Если бы надо было кого-то наказать за огрех, за брак в работе, то этого Чашкина или Бочарова нашли бы из-под земли.
“Призывают народ на подвиг, зовут решать судьбы Родины люди с высокими чинами и званиями. А решать вопрос о признании заслуг перед Родиной передоверяют бессердечным чинушам...” Так рассуждает Л.Л. Бочаров, и трудно с ним не согласиться.
Саркофаг не полностью герметичен — так задумано. Это способствует охлаждению его содержимого атмосферным воздухом. Однако Укрытие отвечает своему предназначению — реактор перестал быть источником выделения в атмосферу радиоактивных аэрозолей. Среднесуточный выброс радиоактивных продуктов деления сейчас вдесятеро ниже, чем на нормально работающих энергоблоках. И через два года после аварии и позже на
Директор ЧАЭС М.П. Уманец в начале апреля 1987 г. организовал на станции конференцию ведущих специалистов для представителей украинской прессы.
— Сколько раз слышали мы: “реактор задышал”, “чудовище взбесилось”, — сказал на конференции заведующий лабораторией Института атомной энергии имени И.В. Курчатова В.Ф. Шикалов. — Я здесь почти неотлучно с мая и свидетельствую: неправда. Весь реактор последовательно окружен (повторяю — не напичкан, а планомерно окружен) датчиками. Стационарное наблюдение за его поведением осуществляется со 2 июня 1986 г. С тех пор ни одного “чуда” не произошло, никаких отклонений внутри его активной зоны не зафиксировано. Наоборот, как мы и рассчитывали, реактор постепенно охлаждается, спадает его активность, время от времени выходят небольшие порции нуклидов, это — нормально. Укрытие имеет 2 уровня защиты: одно — само сооружение из строительных конструкций, второе — повышающийся уровень наших знаний, основанный на анализе процессов, происходящих внутри. Они вполне согласуются с известными нам физическими законами и нашими расчетами. К 1 мая 1987 года активность и внутри Укрытия понизится вдвое по сравнению с осенью 1986 г.
Я решила лично убедиться в правильности этих утверждений... Вот он, Саркофаг. Темная громада, печально известная на весь мир раньше, чем появилась на поверхности планеты.
Водителя с машиной я и тот, кто меня туда привез, оставили в отдалении, а сами вошли в ворота обширной территории II очереди станции четвертого энергоблока. Ни души. Пустынно. Опрятно, работы на днях окончились, и делать здесь сейчас людям нечего... Но все-таки немного боязно: мало ли чего...
На дозиметре по пути от ворот цифры прибавляются, и у самого подножья табло показывает около полрентгена в час. Сфотографировали друг друга и ушли.
Но почему все-таки “светит” в полрентгена? Откуда грязь?.. Да от земли же! Как ее ни мети, но у подножья завала дочиста не выметешь.
В январе 1987 года по центральному телевидению выступил Генеральный директор МАГАТЭ Ханс Бликс. И он констатировал факт: на ЧАЭС выбросы из четвертого энергоблока в атмосферу теперь даже меньше предельно допустимых для действующих реакторов... В апреле 1988 г. выбросы радиоактивных аэрозолей из “саркофага” были действительно вдесятеро меньше допустимых для нормально работающего энергоблока. К этому времени на расстоянии примерно 120 метров от саркофага радиационный фон определялся четырьмя миллирентгенами в час.
А вот свидетельство исполнявшего обязанности главного инженера производственного объединения “Комбинат” В.И. Комарова через три года после аварии: “С начала мая 1986 г. никаких опасных для населения и окружающей среды реакций на захороненном четвертом энергоблоке не происходит и не могло произойти. Даже если бы случилось невероятное — обрушение стен или крыши саркофага, то поднявшаяся из него радиоактивная пыль могла бы угрожать разве что работающему там персоналу. Но и такое, — считают специалисты, — полностью исключено. За состоянием здоровья всех тех сотен людей, которые работают (разумеется, не одновременно) в помещениях аварийного реакторного отделения четвертого блока ЧАЭС, укрытого саркофагом, как и остальных тружеников станции, ведется постоянный медицинский контроль”.
Комаров не оговорился. Внутри саркофага, в помещениях четвертого энергоблока ЧАЭС работают физики постоянно действующей комплексной экспедиции Курчатовского института (среди них — и киевляне). Пострадавший реактор постоянно контролируют и, если нужно, что-то там ремонтируют эксплуатационники этой станции. Начальник цеха по четвертому энергоблоку (сегодня — заместитель начальника) — с самого начала бессменный кадровый работник станции Георгий Исаевич Рейхман, веселый юморист Жора Рейхман, как дружески тепло зовут его все, хорошо его знающие. Но это не мешает ему быть весьма компетентным и нестандартно мыслящим инженером. Его я видела в тесной комнатке “Сказочного” в июне 86-го. Он не эвакуировался.