После – долго и счастливо
Шрифт:
– Не пытайся догнать меня на этот раз, Хардин. Останься здесь, со своей семьей и…
– Тесса, – он обхватывает ладонями мое лицо, – нет, замолчи. Мы разберемся с этим чертовым Нью-Йорком, не пори горячку.
Я качаю головой:
– Я не поеду в Нью-Йорк и клянусь, что не принимаю все близко к сердцу. Наверное, тебе кажется, что я преувеличиваю и веду себя опрометчиво, но это не так. Мы столько пережили за последний год, и, если не сделаем паузу, чтобы убедиться, что это действительно то, что нам нужно, дело закончится тем, что мы потянем за собой всех окружающих, причиним еще больше вреда, чем уже причинили. – Я пытаюсь объяснить, он должен понять.
– Как долго? – Он горбит плечи и откидывает назад волосы.
– Пока оба не поймем, что готовы. – Я настроена тверже, чем за все последние месяцы.
– Что тут понимать? Я и так знаю, чего хочу.
– Мне это нужно, Хардин. Если у меня не получится взять себя в руки, я буду презирать и тебя, и себя. Мне это нужно.
– Хорошо, твоя взяла. Я согласен, но не потому, что мне этого хочется, а потому, что это будет последнее сомнение, которое я потерплю. Я дам тебе время, но когда ты вернешься, – все. Больше ты не сбежишь и выйдешь за меня замуж. Вот что я хочу взамен.
– Договорились.
Если мы справимся, я выйду замуж за этого человека.
Глава 63
Тесса
Хардин целует меня в лоб и закрывает дверцу машины со стороны пассажирского сиденья. Я упаковала сумки в сотый и последний раз, и сейчас Хардин стоит, прислонившись к машине, и прижимает меня к груди.
– Я люблю тебя, пожалуйста, помни об этом, – говорит он. – И позвони мне сразу, как доберешься.
Он совершенно не рад тому, что я уезжаю, но так будет лучше. Нам нужно пожить отдельно друг от друга. Мы так молоды и так запутались, и требуется время, чтобы залечить раны, которые мы нанесли своим близким.
– Обязательно. Не забудь попрощаться с ними за меня. – Я обнимаю его и закрываю глаза. Не знаю, чем все закончится, но это необходимо.
– Конечно. А теперь полезай в машину. Больше не могу этого выносить и притворяться, что счастлив. Теперь я другой человек и могу держать себя в руках, но еще чуть-чуть, и я затащу тебя обратно в кровать – насовсем.
Я обнимаю Хардина, и он кладет мне руки на плечи.
– Я знаю. Спасибо.
– Черт, я так люблю тебя, Тесса. Помни об этом, хорошо? – выдыхает он мне в волосы. Я слышу, что голос у него дрожит, и мое сердце рвется на части от желания его защитить.
– Я люблю тебя, Хардин. И всегда буду любить.
Я прижимаю ладони к его груди и тянусь, чтобы поцеловать. Закрываю глаза и всей душой желаю, жажду, надеюсь, что не в последний раз ощущаю прикосновение его губ, не в последний раз испытываю эти чувства. Даже сейчас, несмотря на грусть и боль расставания, между нами постоянно пробегает искра. Чувствую, какие у него мягкие губы и как сильно он мне нужен, и мне хочется передумать и остаться жить в привычном замкнутом круге. Я чувствую его власть надо мной и свою власть над ним.
Отстраняюсь от него первой, запоминая его тихий протестующий стон, и целую его в щеку.
– Позвоню, когда доберусь.
Снова целую его, – быстрый легкий поцелуй на прощание, и он, разворошив волосы, отходит от машины.
– Береги себя, Тесс, – говорит Хардин, пока я сажусь за руль и захлопываю дверцу.
Я не настолько доверяю себе, чтобы ответить. Машина трогается.
– Пока, Хардин, – шепчу я.
Глава 64
Тесса
Июнь
– Ну как я выгляжу?
Я верчусь перед большим зеркалом, поправляя платье до колен. Прикосновение к бордовому шелку будит воспоминания. Как только я надела это платье, тут же в него влюбилась: ткань и цвет словно переносят меня в прошлое, когда я была совсем другим человеком.
– Нормально?
Это платье отличается от того, первого. То платье сидело свободнее, у него был высокий воротничок и рукава три четверти. Это облегает плотнее, более открытое, по линии декольте узор, без рукавов. Я всегда буду любить то старое платье, но сейчас мне очень нравится, как сидит на мне обновка.
– Конечно, Тереза. – Мать стоит, прислонившись к дверному косяку, и улыбается.
Я пыталась успокоиться, но уже выпила четыре чашки кофе, съела полпакета попкорна и как сумасшедшая мечусь по дому матери.
Сегодня у Хардина вручение дипломов. Я немного опасаюсь, что он не захочет меня видеть и что позвал просто из вежливости, не забрав приглашение, когда мы расстались. Прошло много времени, жизнь идет своим чередом, как это всегда бывает, но на этот раз я не пытаюсь его забыть. На этот раз я вспоминаю, исцеляюсь и думаю о времени, проведенном с Хардином, с улыбкой.
В тот апрельский вечер, когда Лэндон выложил мне все начистоту, я поехала к матери. Позвонив Кимберли, ревела в трубку, пока та не приказала мне забить на все, перестать реветь и взяться за ум.
Я не понимала, какой темной стала моя жизнь, пока снова не научилась видеть свет. Первую неделю провела в полном одиночестве: почти не выходила из своей детской спальни и заставляла себя есть. Все мои мысли были о Хардине и о том, как же сильно я по нему скучаю, нуждаюсь в нем и люблю его.
Через неделю стало полегче: уже не так больно, как прежде, когда мы расставались, но в этот раз кое-что было иначе. В этот раз мне пришлось напоминать себе, что Хардину сейчас хорошо, он в кругу семьи, и я не бросила его на произвол судьбы. Если ему понадобится помощь, рядом с ним его близкие. Карен звонила каждый день, и только это удерживало меня от того, чтобы не съездить и не проверить, как он там. Мне действительно нужно разобраться со своей жизнью, но также необходимо знать, что я не причиняю вреда ни Хардину, ни кому-либо еще.
Я превратилась в человека, от которого у всех вокруг одни неприятности, и даже не понимала этого, потому что не замечала ничего, кроме Хардина. Меня волновало лишь то, что он обо мне думает, и я дни и ночи напролет старалась наладить его жизнь и наши отношения, попутно разрушая все вокруг, включая себя.
Хардин стойко держался первые три недели, но затем его звонки, так же как и звонки Карен, стали все реже, пока не сократились до двух в неделю. Карен уверяет, что у Хардина все в порядке, поэтому не стоит его винить, что он разговаривает со мной не так часто, как я хотела или ожидала.