После – долго и счастливо
Шрифт:
На лестнице появляется Смит и брезгливо морщит нос.
– Она сказала, что спустится, как только закончит разминать папину ногу.
Я не могу удержаться от смеха при виде этого мальчишки с ямочками на щеках.
– Хорошо, спасибо.
Открыв мне дверь пару минут назад, он не сказал ни слова. Просто осмотрел меня с головы до ног и, едва улыбнувшись, махнул рукой, приглашая войти. Меня впечатлила эта улыбка, неважно, слабая или нет.
В полном молчании он садится на край дивана. Он сосредоточен на гаджете в руке, а я – на нем. Младший брат Хардина. Так странно, что этот чудесный мальчишка, которому я, похоже, не слишком нравлюсь, все это время был биологическим братом Хардина. В этом есть смысл: он постоянно спрашивал о Хардине и, кажется, наслаждался его компанией, в отличие от большинства других людей.
Он поворачивается и замечает, что я его разглядываю.
– Где твой Хардин?
«Твой Хардин». Каждый раз, как он задает мне этот вопрос, мой Хардин где-то далеко. На этот раз дальше, чем когда-либо прежде.
– Он…
В комнату врывается Кимберли и устремляется ко мне, протягивая руки. Конечно же, она на каблуках и накрашена. По всей видимости, внешний мир продолжает жить своей жизнью, даже если у меня внутри все застыло.
– Тесса! – визжит она, обнимая меня за плечи и сжимая так сильно, что я начинаю кашлять. – Как же давно мы не виделись! – Она еще раз обнимает меня перед тем, как отпустить, и за руку тащит на кухню.
– Как дела? – спрашиваю я и забираюсь на барный стул, на котором всегда сижу.
Стоя у барной стойки, она собирает свои светлые волосы до плеч и завязывает их в растрепанный пучок на макушке.
– Ну, мы все выжили после этой проклятой поездки в Лондон. – Она корчит рожу, и я делаю то же самое. – Еле-еле, но выжили.
– Как нога мистера Вэнса?
– Мистера Вэнса? – смеется она. – Нет, не нужно переходить на «вы» из-за всего случившегося. Думаю, тебе стоит остановиться на Кристиане или Вэнсе. Его нога заживает: к счастью, огонь добрался в основном до одежды, а не кожи. – Она хмурится, по плечам пробегает дрожь.
– У него неприятности с законом? – спрашиваю я, пытаясь не давить.
– Да нет. Кристиан выдумал историю про компанию панков, которые якобы вломились в дом и устроили погром, прежде чем его поджечь. Теперь это дело о поджоге без единой улики.
Покачав головой и закатив глаза, она проводит руками по платью и смотрит на меня.
– Ну а ты как, Тесса? Я очень сожалею о твоем отце. Нужно было звонить тебе почаще, но я была занята – пыталась во всем разобраться. – Кимберли тянется через гранитную столешницу и накрывает мою ладонь своей. – Хотя, конечно, это не оправдание…
– Нет-нет, не извиняйся. На тебя столько всего навалилось, а последнее время я не лучший собеседник. Если бы ты позвонила, я, возможно, даже не была бы в состоянии ответить. Я была в буквальном смысле не в себе. – Я пытаюсь рассмеяться, но даже мне самой заметно, как неестественно и сухо звучит голос.
– Еще бы.
Она скептически меня оглядывает.
– И что тут у нас произошло? – Она проводит передо мной рукой, и я обращаю внимание на замызганную толстовку и грязные джинсы.
– Не знаю, это были долгие две недели, – пожимаю я плечами и заправляю нечесаные волосы за уши.
– Ты явно снова в депрессии. Хардин натворил что-то еще или это все после Лондона?
Кимберли вскидывает бровь дугой, напоминая мне, как, должно быть, заросли мои собственные брови. Мне было совсем не до выщипывания и восковой депиляции волос, но Кимберли одна из тех женщин, которые всегда внушают желание хорошо выглядеть, чтобы не отставать от них.
– Не совсем. Ну, в Лондоне он натворил то же самое, что и обычно, но я в конце концов сказала ему, что между нами все кончено.
Голубые глаза Кимберли полны скептицизма, и я добавляю:
– Я серьезно. Я собираюсь переехать в Нью-Йорк.
– Нью-Йорк? Какого черта? С Хардином? – У нее отвисает челюсть. – Ох, о чем это я, ты ведь только что сказала, что вы расстались. – Она демонстративно хлопает себя по лбу.
– Вообще-то с Лэндоном. Он переводится в Нью-Йоркский университет и спросил, не хочу ли я присоединиться. Я пропущу лето и, если получится, с осени начну учебу.
– Ого, погоди минутку, дай прийти в себя, – смеется она.
– Это хороший шанс. Я это знаю. Просто мне… мне нужно уехать отсюда, а теперь, с переездом Лэндона, все обретает смысл.
Это безумная, абсолютно безумная идея – взять и переехать в другой конец страны, и реакция Кимберли тому доказательство.
– Ты не обязана ничего мне объяснять. Пожалуй, это действительно неплохо. Просто я удивлена. – Ким даже не пытается скрыть усмешку. – Ты переезжаешь в другой город без всякого предварительного плана и даже не берешь перерыв на год, чтобы все обдумать?
– Глупо, правда? – спрашиваю я, не зная, что надеюсь услышать в ответ.
– Нет! С каких это пор ты так в себе не уверена? Девочка моя, я знаю, через какое дерьмо тебе пришлось пройти, но нужно двигаться дальше. Ты молодая, умная и красивая. Жизнь не так уж плоха! Черт, да ты попробуй обработать ожоги жениха после того, как он прикрывал задницу своего взрослого, непонятно откуда взявшегося сына-придурка, так как только что изменил тебе, – она изображает пальцами кавычки и закатывает глаза, – с «любовью всей своей жизни». Попробуй понянчиться с ним, когда только и хочется, что прибить его на месте.
Не знаю, пыталась ли она показаться забавной, но мне приходится прикусить язык, чтобы не расхохотаться от нарисованной картины. Однако когда она слегка усмехается, я перестаю сдерживаться.
– Нет, серьезно, ничего страшного, если ты грустишь. Но если позволить грусти распространить влияние на всю твою жизнь, никакой жизни не будет. – Ее слова отпечатываются во мне где-то между эгоистичным нытьем и переживаниями по поводу спонтанного переезда в Нью-Йорк.
Она права. За последний год мне много пришлось пережить, но что хорошего в том, чтобы идти на поводу у уныния? Зачем постоянно возвращаться к грусти и боли утраты? Как бы мне ни нравилось освобождение от ощущения пустоты, я не была сама собой. Я чувствовала, как с каждой негативной мыслью теряю частичку себя, и уже начала бояться, что никогда не стану прежней. Я до сих пор не пришла в норму, но, может, когда-нибудь это произойдет?