После конца

Комарова Ольга Александровна

Но не успел.

Когда Марка вздернули на ноги, одновременно ударяя в солнечное сплетение, чтобы не дергался лишний раз, Андрей хотел дернуться следом, чтобы помочь, но холодное лезвие, прижатое к горлу, заставило парня замереть на месте.

— До тебя очередь еще дойдет, — одной рукой держа лезвие, второй же подзывая товарища, чтобы держал руки пленнику, проговорил мужчина. — Смотри учись.

— Издеваетесь? Чему учиться?

— Как не нужно себя вести, чтобы не попасть в руки к пекарю.

Теперь без возможности двигаться, когда уже двое следят за тобой, Андрей отчетливо видел весь ужас развернувшейся картины. Когда Отец сказал, что Марк послужит примером и пойдет в расход,

юноша полагал, что речь шла о банальном наказании за слишком резкое высказывание в адрес жизни поселения. Но он ошибался.

Марк старался вырваться из крепкой хватки рабочих, но, когда пекарь вывернул и без того больное плечо, взвыл от боли, теряя равновесие. В глазах мгновенно потемнело, а воздух отказывался попадать в легкие. Хотелось, чтобы это прекратилось. Надоело постоянно убегать и жить в страхе за себя и друзей. Хотелось спокойствия и как можно скорее.

Он надеялся изменить ситуацию, едва появится возможность, сделать хоть что-нибудь. Но когда на пол с грохотом скинули железный ящик, около двух метров в длину, у него сердце в пятки ушло. Четыре металлические застежки, каждая достаточно прочная, чтобы была возможность сломать своими руками, это не внушало никаких светлых мыслей по поводу назначения сего предмета. Из-за воздействия открытого огня снаружи железо покрылось слоем копоти, впрочем, он ничуть не повредил стенки конструкции. Казалось, ее ничто не возьмет, даже пули.

Поначалу Марк думал, что это огромный ящик с инструментами. Зная любовь этих людей к разделыванию тел, он ожидал попытки отрубить от него палец-другой, может руку, не более. Однако все было иначе. Когда тяжелая крышка с грохотом стукнулась об пол, юноша забыл, как дышать. Внутри ящик был практически полностью покрыт слоем крови. Практически полностью спекшаяся, она все равно намекала на недавнее присутствие когда-то живого человека внутри. Но хуже всего было не это.

Пригоревшие куски кожи, которые источали запах гнилого мяса прямо говорили о назначении ящика. Теперь его функцию предстояло проверить Марку непосредственно на себе.

— Вы же не серьезно? — стараясь подавить нервный смех замотал головой Марк, неверяще глядя на Отца, который и не думал меняться в лице. — Господи, да это же ненормально! Вы совсем рехнулись?!

— Как ты там говорил? Мы трусы? Боимся всего и вся? Ну так радуйся, теперь у тебя есть возможность доказать, что ты отличаешься от нас в лучшую сторону. Смельчакам ведь все под силу.

Но не раскаленный же ящик.

Андрей думал, что худшее они пережили еще тогда, когда убегали от бандитов, чью лодку по нелепой случайности стащили из-под носа последних. Однако сейчас, видя, как живого человека буквально заталкивают в железный ящик, напрочь игнорируя крики и мольбы отпустить понимал — это ерунда. Контрабандисты, наемники, да даже зараженные звери и люди, которым жить оставалось несколько дней — никто не сравнится с теми, чей разум окутан страхом. Перед окружающим миром, перед вирусом, перед другими выжившими. Такие люди делают все, чтобы почувствовать вкус собственного превосходства, чтобы хотя бы на мгновение подняться в собственных глазах. Но даже это не спасает их от осознания всей никчемности такого существования, которое не оправдывает и десятой доли их действий.

Андрей невольно вздрогнул, когда край ящика с грохотом опустился на каменный край печи. Языки пламени мгновенно охватили металлические стенки, прогревая до красноты раскаленного железа. Он не знал какого это, находиться в замкнутом пространстве без возможности выбраться, когда раскаленное железо касается кожи, оставляя ожоги, которые ничем не скрыть. Да и нет смысла. Слишком сильно остатки горячего воздуха обжигают легкие, делая каждый последующий вздох

до ужаса болезненным.

Когда Марк впервые закричал, Андрей не знал куда себя деть. Лезвие у горла не давало возможности двинуться, но даже если бы ему каким-то чудом удалось вырваться из хватки, все равно было бы поздно. Он буквально видел, как обгоревшие руки колотятся в крышку в последней попытке выбраться к спасительному воздуху, но с каждой секундой сознание постепенно затуманивалось от боли. Куски кожи прилипали к стенкам, но он все равно продолжал двигаться, отрывая от себя уже омертвевшую ткань, не желая мириться со своей участью. И только когда обожженные легкие наполнились кровью, вытесняя остатки воздуха, Марк понял, что это конец. Последний удар ослабевшей руки пришелся в крышку его персонального гроба, после чего парень уже не дышал. Оно и понятно. Мертвецы не могут двигаться.

Он не хотел смотреть на закрытую дверцу печи. Просто не мог хотя бы потому, что эти крики, доносившиеся изнутри конструкции, пробирали до костей. Андрей направлял взгляд куда угодно, пока случайно не заметил в тени второго этажа несколько скрытых от посторонних глаз фигур.

Остатки их небольшой компании в неполном составе наблюдали за происходящим, ожидая удобной возможности вмешаться. Но её все не было. Соня была единственной, кто приблизился слишком близко к полосе тусклого света, видимо, напрочь забывая о безопасности. Винить её в этом Андрей не мог, просто не имел права. Тот взгляд, которым она смотрела на Марка, когда слышала его крики. Трудно представить её эмоции в тот момент. Потерять того, к кому собственное сердце испытывало слишком тёплые для дружеских чувства, да ещё и таким образом… Сказать, что ей было тяжело, значит ничего не сказать.

Только когда чужая рука сжала девичье плечо в поддерживающем жесте, Андрей разглядел в темноте незнакомую до селе фигуру. Мужчина был определённо старше их всех, опытнее. И опаснее. Было в нем что-то такое, что заставляло десять раз подумать, прежде чем подпускать ближе. Однако раз Соня никак не отдернула руку, напротив, едва заметно благодарно кивая, все было не так плохо. Ну или же казалось таковым на первый взгляд.

Ей потребовались считанные минуты, чтобы собраться с мыслями и, последний раз бросив взгляд на закрытую печь, голос из которой постепенно сходил на нет, одними губами прошептать:

"Готовься"

Ему не нужно было кивать в знак согласия или что-то говорить. Юноша и так понимал — ещё немного и они выберутся на свободу.

***

— Ты как?

Соня молчала. Что она могла сказать, когда тугой ком в горле не даёт нормально вдохнуть, а на глазах проступают непрошенные слезы? Внутри все замерло, оцепенело, словно все внутренности скрутили в тугой узел. Больно. Но в большей степени страшно. Потерять того, кого хотелось узнать поближе, с кем хотелось проводить время — ужасно. Видеть, как он заживо сгорает, окончательно умирая от болевого шока — нет таких слов, чтобы передать эти эмоции. Которых просто не осталось.

Замок из пальцев на плече несильно сжался, возвращая девушку в реальность. Стас не выглядел беспечным. Не смеялся, не пытался пошутить на счёт случившегося. Он просто ждал, когда она сможет адекватно воспринимать случившееся без ущерба для себя. И у неё получилось.

Затолкав жалость куда подальше, Соня зажмурилась на пару мгновений, после чего перевела взгляд на Андрея, одними губами говоря тому приготовиться. Потерять ещё одного близкого человека она не могла. Не имела права.

У них не было какого-то чёткого пошагового плана действий. Они ориентировались по ситуации, не забывая главного: выбраться живыми, при этом не потеряв кого-то ещё. Слишком опасными оказались приветливые местные жители.