После Куликовской битвы
Шрифт:
Владимирский «изгон» 1410 г. увенчался успехом еще и потому, что, как отмечает летопись, городские укрепления в этот момент то ли ремонтировались, то ли строились заново [226] . В каком состоянии находились деревянные стены Коломны после сожжения города Тохтамышем всего тремя годами ранее рязанского «изгона», неизвестно. Возможно, нападавшие воспользовались какими-то прорехами в фортификационных сооружениях города. Совершенно очевидно, тем не менее, что времени для строительства новых или исправления прежних стен у коломничей в течение этих трех лет было достаточно. Известно, что сопоставимые масштабами с Коломной деревянные укрепления Владимира в 1492 г. «срубиша… въ два месяца» [227] , а «град на Туле древян» в исходе первого десятилетия XVI в. «поставили» «с нуля» всего за год [228] . Так что если стены Коломны к исходу марта 1385 г. еще не были приведены в порядок, это лишний раз подтверждает, что нападения, в том числе рязанского, никто не ожидал.
226
ПСРЛ. Т. 18. С. 160; Т. 25. С. 240 («а града тогда не было»).
227
ПСРЛ. Т. 25. С. 333.
228
Лаврентьев А. В. «Место Тула» великокняжеских договоров последней четверти XIV–XV вв. вв. и «град на Туле»
Летописный рассказ не содержит известий о том, что происходило в Коломне после взятия города, отмечается только «многая корысть» взятая победителями и захваченные пленные, московский наместник Александр Андреевич Остей «с прочими бояры» и «лучшими людми». Сосредоточение в Коломне верхушки великокняжеского двора именно в это время, за неделю до Пасхи, тоже вряд ли было случайностью и, безусловно, учитывалось нападавшими, равно как и ситуация с состоянием льда на Оке, в качестве важнейшего фактора при выборе даты «изгона».
Родной брат знаменитого Ф. А. Свибло, коломенский наместник А. А. Остей действительно принадлежал к узкому кругу ближних бояр великого князя московского [229] . Что же касается «прочих бояр», плененных в Коломне, то, судя по конструкции летописной фразы, это были «думцы» Дмитрия Ивановича, в иерархическом отношении «сидевшие» в великокняжеской думе ниже А. А. Остея. Согласно второй духовной грамоте великого князя московского (1389), таковых было четверо, включая брата наместника, боярина Ф. А. Свибло [230] . И если это так, то во время нападения на Коломну 25 марта 1385 г. в рязанский плен попали как минимум трое бояр великого князя московского, коломенский наместник и еще двое, если не больше, «думцев» («прочие бояры»), судьбой которых должен был озаботиться Дмитрий Иванович.
229
Веселовский С. Б. Личный состав бояр великого князя Дмитрия // Веселовский С. Б. Московское государство XV–XVII вв. Из научного наследия. М., 2008. С. 109–122.
230
ДДГ. С. 36–37.
Есть основания полагать, что такой представительный сбор великокняжеских бояр в Коломне под Пасху 1385 г. был традиционным. В 1511 г. великий князь московский Василий Иванович пожаловал «в кормленье» своего слугу, И. С. Писарева «мехом коломенским прошлым, что не брат на Велик день в лете семь тысяч осмого на десять» [231] . Как видим, И. С. Писарев получил некие доходы с Коломны [232] за предыдущий 1510 г., изымавшиеся, надо полагать, именно на Пасху («Велик день»). Практика приурочивания времени сбора пошлин к церковным праздникам вряд ли была особенностью только Коломны: в Саввино-Сторожевском монастыре оброк с крестьян, например, собирался «на три праздники, на Рождество Христово, да на Велик день, да на Петров день» [233] .Существовали и иные виды поступлений с Коломны в великокняжескую казну, например, налог под характерным названием «поворотное коломеньское», в начале XVI в. дававшийся «в кормление» чинам московского двора [234] .
231
Юшков А. Акты XIII–XVII вв., представленные в Разрядный приказ представителями служилых фамилий после отмены местничества. М., 1898. 1257–1613 гг. Ч. 1. С. 71.
232
«Мехъ» кроме прочего, в русском языке допетровского времени означал еще и кожаную суму для хранения денег (Сл. РЯ XI–XVII вв. М., 1982. Вып. 9. С. 130).
233
АИ. СПб., 1841. Т. 1. С. 143–144.
234
Акты служилых землевладельцев XV – начала XVII вв. Т. 1. М., 1997. С. 66–67 (1516 г. Жалованная кормленная грамота великого акнязя московского Василия III В. Я. Демьянову «на Коломне стольничим путем»). «Поворотное» в XVI в. собиралось также в Ярославле и Торжке и, как и аналогичный коломенский налог, отдавалось в кормление (Юшков А. Акты XIII–XVII вв., представленные в Разрядный приказ представителями служилых фамилий после отмены местничества. Ч. 1. 1257–1613 гг. С. 143–145).
Если кормленщики времени великого князя московского Василия III сами приезжали в Коломну для получения «милости», то не исключено, что нечто подобное имело место и в XIV в., и бояре великого князя Дмитрия Ивановича, оказавшиеся на свою беду в Коломне под Пасху 1385 г. и там плененные рязанцами, приехали за своей долей налогов, собиравшихся в городе.
В XIV–XV вв. Коломна с волостями давала великокняжеской казне огромный доход: более трети сумм ордынского «выхода» с Великого княжества Московского приходилась на Коломну [235] . Коломенские наместники, и надо думать А. А. Остей в их числе, обычно получали половину городовых доходов [236] , вторая же уходила в Москву. Время ежегодных приездов московских бояр в Коломну для раздела «коломенского меха», вероятно, имевших место регулярно в течение многих лет, если не десятилетий, и приуроченных к Пасхе, наверняка было известно и в Рязани. Если такая практика существовала и в конце XIV в., то в таком случае дата нападения на Коломну рязанского отряда и пленения в городе верхушки московского великокняжеского двора выбиралась не спонтанно, а с определенным расчетом, в итоге обеспечившим успех мартовского «изгона».
235
Мазуров А. Б. Средневековая Коломна в XIV – первой трети XVI вв. С. 109.
236
Мазуров А. Б. Средневековая Коломна в XIV – первой трети XVI вв. С. 116–117.
Что касается дальнейшей судьбы плененных бояр, то в летописной статье под 1353 г., описывающей аналогичные коломенским события, успешное нападение рязанцев на бывшее собственное владение на окском левобережье, «Лопастну»-Лопасню, особо подчеркивается жестокость подданных Олега Ивановича и печальная судьба коллеги коломенского наместника А. А. Остея, московского наместника Лопасни, Михаила Александровича: «изнимаша… и поведоша его на Рязань и биша его, и многы пакости сътвориша ему, и потом одва выкупили его» [237] . Лопастненский наместник, как и плененный позднее в Коломне А. А. Остей, принадлежал к числу «больших бояр» великого князя Дмитрия Ивановича [238] . Тем не менее, несмотря на одинаковый наместничий статус, содержание коломенского наместника в Рязани было, очевидно, более гуманным, а о его выкупе, как в случае с Михаилом Александровичем, вообще не шло и речи.
237
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 63.
238
Кучкин В. А. Сподвижник Дмитрия Донского // ВИ. 1979. № 8. С. 105–106.
Примечательный факт – летописи ничего не сообщают об уничтожении рязанцами Коломны, сожжении укреплений и пр., чего логично было бы ожидать от Олега Ивановича, если бы рязанцы покинули город сразу после удачного «изгона».
Косвенным признаком укрепления в Коломне после захвата города 25 марта, гарнизона и администрации рязанского князя, по справедливому наблюдению А. Б. Мазурова, служит выбор маршрута путешествия митрополита Пимена из Москвы в Царырад. Иерарх выбрал не кратчайший путь, Москвой-рекой в Оку мимо Коломны, которым Пимен воспользовался позднее, для третьей поездки в Царырад в 1389 г., уже в ситуации «мира вечного» [239] , а долгий обходной маршрут через Верхнюю Волгу [240] . Таким же окружным путем («Волгою къ Сараю»), не рискнув плыть мимо Коломны, в 1377 г. в Царырад проследовал епископ Дионисий, отправившийся к патриарху вопреки воле великого князя, более того, нарушивший клятву, данную Дмитрию Ивановичу, не совершать задуманную поездку и закономерно опасавшийся ареста. Кстати, именно в Коломне осенью 1381 г. был арестован возвращавшийся из Царырада в Москву митрополит Пимен [241] .
239
Маршрут поездки митрополита 1389 г. хорошо известен: Москвой-рекой мимо Коломны в Оку, от рязанского Перевитска «сухим путем» через Рязанское княжество до правого притока Дона, р. Большой Кочур и далее Доном. Существовал и другой, еще более короткий, речной путь из Москвы в Царьград, также проходивший на начальном отрезке у Коломны, Москвой-рекой в Оку, вниз по течению до р. Прони, Пронею вверх к ее притокам, Ранове и Хупте и далее коротким волоком от их верховей в р. Воронеж, правый приток Дона. Подробнее: Кудряшов В. Н. Половецкая степь. С. 88; Сыроечковский В. Е. Пути и условия сношений Москвы с Крымом на рубеже XVI в. С. 200, 215, 223, 228; Фехнер М. В. Торговля Русского государства со странами Востока в XVI в. С. 13.
240
Мазуров А. Б. Средневековая Коломна в XIV – первой трети XVI вв. С. 103.
241
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 131; Т. 25. С. 197.
Некоторый намек на ситуацию в Коломне после захвата ее отрядами Олега Ивановича 25 марта содержит пункт московско-рязанского докончания 1402 г., согласно которому «что в наше нелюбье Олег Иванович воевал Коломну…, что нашеи отчине взято что на нетцех, то отдати, а чего не взято, того не взяти. А с поручников порука и целованье свести» [242] .
Близкий по смыслу пункт присутствует в московско-тверском договоре 1375 г. [243] , и очевидно речь идет о захваченных рязанцами в Коломне заложниках из «лутчих людей», обложенных контрибуцией под поручительства других горожан. Если дело обстояло именно так, то после успешно проведенной операции Олег Иванович сразу покинул город с добычей и пленными, но оставил здесь свою администрацию, которая и должна была получить с колмничей – «поручников» контрибуцию, которой обложили уведенных в Рязань «нетцев». Речь, таким образом, надо вести о непродолжительном фактическом возвращении Коломны Рязанскому княжеству в 1385 г., несколько десятилетий спустя после присоединения ее к Москве.
242
ДДГ. С. 54.
243
«А что еси целовал к нам (тверской князь. – А. Л.) наперед сего, что будет на ком не взято на нятцах или их поручницех… а с поручников порука свести, а нятцы попущати» (Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 341).
Заметим, что рассказ о событиях весны – зимы 1385 г. ничего не сообщает о судьбе «волостеи коломенских, что ся…потягло къ Коломне». Очевидно, рязанцы, в силу малочисленности гарнизона, оставленного в Коломне, даже не пытались «воевать» окрестности города или установить собственный суверенитет над регионом, ограничившись только захватом волостного центра.
Если с конца марта 1385 г. под защитой стен Коломны действительно находился гарнизон, оставленный в городе Олегом Ивановичем, становится понятным дальнейшее развитие событий. У московского князя было два возможных направления ответного удара – либо непосредственно по Коломне с очевидным риском уничтожения в ходе военных действий городских укреплений, либо поход на правобережные владения Рязани. Овладев ими и отрезав источники снабжения через Оку, можно было вынудить рязанский гарнизон Коломны к сдаче без потери фортификационных сооружений. Князь Дмитрий Иванович выбрал последний вариант.
Летописное известие об ответном походе на Рязанское княжество датировки не имеет, но помещено между двумя событиями, имеющими даты, 9 мая (отправление митрополита Пимена из Москвы в Царьград) и 29 июня (рождение в Москве сына великого князя, княжича Петра Дмитриевича). Следовательно, военная операция Москвы последовала полтора – два с половиной месяца спустя после захвата рязанцами Коломны.
Если в Никоновской летописи поход на Рязань 1385 г. представлен как действия коалиции московского князя и союзников («собра воиньства много отовсюду», «и… на бою убиша бояръ многихъ московскихъ и лутчих мужеи новгородцкихъ и переславскихъ» [244] ), причем среди них указаны совершенно невозможные в этой ситуации «новгородцы» [245] , то из текста московских сводов следует, что операция была организована силами только одного удельного княжества, Боровско-Серпуховского и поручена Дмитрием Ивановичем двоюродному брату и соправителю, князю Владимиру Андреевичу. Поход закончился для Москвы поражением, разгромом армии одного из самых удачливых полководцев своего времени и гибелью «на тои воине… на Рязани» князя Михаила Андреевича Полоцкого [246] . Сын героя Куликовской битвы, полоцкого князя Андрея Ольгердовича служил не московскому, а серпуховскому князю. Ольгердовичи были близки двору Владимира Андреевича, женатого на тетке погибшего Михаила Андреевича, Елене Ольгердовне [247] . Возможно, возвращение Андрея Ольгердовича в Литву (не позднее октября 1385 г. князь получил назад Полоцк [248] ) было как-то связано с гибелью Михаила Андреевича во время летнего похода на Рязань.
244
ПСРЛ. Т. 11. С. 86.
245
Исходя из формы прилагательного это могли быть как «мужи» Нижнего Новгорода – местный епископ, например, титуловался «суждальским и новгородцким и городецким» (Комарович В. Л. Из наблюдений над Лаврентьевской летописью // ТОДРЛ. Л., 1976. Т. 30. С. 46), а выход «новгородцким» (ДДГ. С. 49) – так и Новгорода Великого. Между тем, участие тех и других в военных действиях на стороне Москвы летом 1385 г. невозможно. После набега Тохтамыша лета 1382 г. отношения Дмитрия Ивановича с тестем, великим князем Дмитрием Константиновичем, резко испортились (подробнее: Кучкин В. А. Нижний Новгород и Нижегородское княжество в XIII–XIV вв. // Польша и Русь. Черты общности и своеобразия в историческом развитии Руси и Польши XII–XIV вв. С. 250). Отношения же Москвы и Новгорода Великого уже с начала 1385 г. носили резко конфронтационный характер, вылившийся в военный поход на Новгород следующего, 1386 г., о чем ниже.
246
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 150.
247
Подробнее: Шахматов А. А. Отзыв о сочинении С. К. Шамбинаго «Повесть о Мамаевом побоище». СПб., 1906 // Сборник отделения русского языка и словесности Императорской академии наук. СПб., 1910. Т. 81. С. 181.
248
Хорошкевич А. Л. Полоцкие грамоты XIII – начала XVI вв. Вып. 1. М., 1977. С. 45–47.