После Куликовской битвы
Шрифт:
При этом Нижний Новгород не был разгромлен, как Рязанские земли, Москвой. Более того, действия тестя и шуринов московского князя, похоже, если и испортили отношения Дмитрия Ивановича с нижегородской родней, то только на время. Предательское, по характеристике В. А. Кучкина, поведение нижегородских князей лишило их отца поддержки московского зятя [190] . Однако уже в 1386 г. нижегородцы приняли участие в походе коалиционной армии под руководством Дмитрия Ивановича на Новгород [191] . А еще через год один из виновников сожжения и разгрома Москвы, Василий Дмитриевич Кирдяпа вместе с братом, как и он клявшимся в 1382 г. москвичам в мирных намерениях Тохтамыша, овладел столицей удела, отняв его у дяди, князя Бориса Константиновича с помощью московских полков, данных братьям Дмитрием Ивановичем Московским [192] .
190
На это, как полагает В. А. Кучкин, указывает распря за нижегородский «стол», вспыхнувшая вслед за нашествием Тохтамыша (Кучкин В. А. Нижний Новгород и Нижегородское княжество в XIII–XIV вв. // Польша и Русь. Черты общности и своеобразия в историческом развитии Руси и Польши XII–XIV вв. М., 1977. С. 250).
191
ПСРЛ.
192
ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 95; Т. 18. С. 137.
Что же касается позиции Твери, то в год набега Тохтамыша на Русь, кроме Олега Ивановича Рязанского, формальным обязательством воевать на стороне московского князя был связан и тверской князь Михаил Александрович. Но в московско-тверском докончании 1375 г. это положение было сформулировано для Твери жестче и определеннее, чем такое же обязательство Рязани докончания 1381 г.: если в последнем, в качестве условия выступления Олега Ивановича на помощь Москве речь шла только о «немире» с татарами, который можно было бы понимать достаточно широко, то в московско-тверском договоре 1375 г. напрямую говорится об обязанности Твери участвовать в отражении набегов Орды («а поидут на нас татарове или на тебе, битися нам и тобе с одиного всем противу них» [193] ).
193
Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 340. На разницу в формулировках договоренностей московско-тверского (1375) и московско-рязанского (1381) докончаний относительно совместных военных действий против Орды обратил внимание А. А. Горский (Горский А. А. Москва и Орда. С. 102).
Тем не менее, в 1382 г. тверской князь не только не вмешался на стороне Москвы в конфликт [194] , но наоборот, отправил к «царю (Тохтамышу. – А. Л.)» своего посла, отпущенного из ханской ставки в Тверь «с жалованьем к великому князю Михаилу, с ярликы» [195] . И в этом случае ни о каких репрессивных шагах Москвы по отношению к нарушителю договора неизвестно.
Таким образом, рязанский князь оказался единственным «ответчиком» за последствия набега Тохтамыша. Если, по справедливому замечанию А. А. Горского, набег 1382 г. при всех тяжелейших потерях, все-таки не стал для Великого княжества Московского катастрофой [196] , то для Рязани, безусловно, стал, причем двойной, татарской, а затем московской, разделенных во времени едва ли не несколькими неделями [197] . Совершенно очевидно, что удар осени 1382 г. по Рязани, ранее уже обращенной в пепел Тохтамышем, не имел для Москвы никакого стратегического смысла и не мог преследовать цели захвата добычи.
194
Похоже, ситуация 1382 г. не была уникальной. Несмотря на приведенное обязательство, тверичи не приняли участия ни в одной из военных операций коалиции русских князей под руководством Дмитрия Ивановича второй половины 70-80-х гг. XIV в., ни в сражениях на Пьяне и Воже, ни в литовском походе 1379 г., ни в Куликовской битве, ни в походе на Новгород Великий 1386 г.: Клюг Э. Княжество Тверское (1247–1485 гг.). Тверь, 1994. С. 218, 221, 223.
195
ПСРЛ. Т.15. Стб. 433, 436, 442.
196
Горский А. А. Московско-ордынский конфликт начала 80-х гг. XIV в.: причины, особенности, результаты // ОН. 1998. № 4. С. 17; Он же. Москва и Орда. С. 106–107. 113.
197
В Никоновской летописи указан месяц, когда состоялся поход московских полков на Рязань – сентябрь (ПСРЛ. Т. 11. С. 72).
Нападение явилось полной неожиданностью для Олега Ивановича, второй раз в течение короткого времени вынужденного бежать из Переяславля Рязанского. В практике межкняжеских отношений существовала некая форма денонсации договоров, «сложение целования» с официальным оповещением об этом одной из сторон [198] , в данном случае очевидно Москвой не использованная. В итоге московско-рязанское докончание 1381 г., содержавшее, кроме всего прочего, обязательство о взаимном «соблюдении» уделов, в том числе, разумеется, и Москвою рязанского, невозможно было считать действующим уже год с небольшим спустя после его заключения.
198
Ср.: «Того же лета князь велики Дмитреи Ивановичъ посла во Тферь и сложи целованье ко князю Михаилу Александровичю и…послав рать, повеле воевати села и волости около Твери» (ПСРЛ. Т. 25. С. 185). Ср.: ПСРЛ. Т. 15. Стб. 433–434.
В начавшемся «нелюбье» ответный ход рязанского князя, теперь явно не скованного никакими обязательствами перед Москвой, последовал только через три года, однако он оказался более чем эффективным. Весной 1385 г., несмотря на особо подчеркнутое докончанием 1381 г., обязательство Олега Ивановича «блюсти» вотчину Дмитрия Ивановича, Коломну и «все московские волости Коломенские» [199] , рязанцы «изгоном» захватили южный форпост Великого княжества Московского, город, представлявший исключительное стратегическое и хозяйственное значение [200] .
199
Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 343.
200
ПСРЛ.Т15. Стб. 150.
Московско-рязанское «нелюбье» 1385 г. потерялось на фоне грандиозных событий предшествующих лет – Куликовской битвы и кровавого набега Тохтамыша, оставшись в сознании современников событием «местного значения». Военный конфликт из-за Коломны не нашел отражения ни в тверских, ни в новгородских, ни в псковских летописях, под этим годом рассказывающих исключительно о региональных делах. И только в московских летописных сводах «нелюбье» получило отражение [201] .
201
Единственное исключение – лаконичное упоминание «нелюбья» («князь резаньскыи взя Коломну») в белорусско-литовском летописании, помещенное в тексте Супрасльской летописи дважды, под 1384 и 1387 гг. (ПСРЛ. Т. 35. М., 1980. С. 50). Такое же краткое сообщение Устюжской летописи («того же лета Ольг Рязаньскии взял Коломну город» – ПСРЛ. Т. 37. Л., 1982. С. 78), возможно, заимствовано из тех же литовских источников, активно использовавшихся составители Устюжского свода (Сербина К. Н. Устюжское летописание XVI–XVII вв. Л., 1985. С. 54–55).
Краткий летописный рассказ сводится к тому, что 25 марта 1385 г. рязанцы под руководством великого князя Олега Ивановича неожиданно, «изгоном» захватили город, взяв в нем большую военную добычу и уведя в плен в Рязань коломенского наместника с «прочими бояры» и «лутчими («лепшими») мужами». Однако уже к концу года, «на Филипово говение», конфликт был исчерпан, причем мирным путем. По просьбе московского великого князя Дмитрия Ивановича в Рязань, послом к Олегу Ивановичу ходил преп. Сергий Радонежский, благодаря которому «нелюбье» завершилось заключением «мира вечного» между противоборствующими сторонами [202] . В долгой и непростой истории московско-рязанских отношений события 1385 г. вокруг Коломны действительно стали последним вооруженным противостоянием [203] , а «мир вечныи», кроме прочего, даже способствовал возрождению в Рязани, при участии московских зодчих, великокняжеского каменного строительства, прерванного на полтора столетия татаро-монгольским погромом [204] .
202
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 150–151.
203
Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 2. С. 282; Иловайский Д. И.
История Рязанского княжества. С. 121–122; Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 168.
204
Первый великокняжеский каменный храм Переяславля Рязанского, столицы княжества после Батыева нашествия, строился в связи с установлением мира 1385 г., причем московскими мастерами (Вагнер Г. К. Повесть о рязанском епископе Василии и ее значение для ранней истории Переяславля-Рязанского // ТОДРЛ. Т. 16. М.; Л. 1960. С. 176).
Несколько забегая вперед, отметим еще одно важное наблюдение, зафиксированное в отечественной историографии относительно конфликта 1385 г. вокруг Коломны и его мирного разрешения. Очевидно, в результате мирных переговоров была достигнута договоренность о возвращении Рязани Тулы в обмен на захваченную Коломну [205] . Действительно, в договорах, заключенных после примирения Дмитрия Ивановича Московского и Олега Ивановича Рязанского их наследниками, докончаниях 1402, 1434 и 1447 гг., неизменно подчеркивается принадлежность Тулы Рязани, в то время как в первом сохранившемся московско-рязанском докончании, 1381 г., заключенном за четыре года до конфликта вокруг Коломны, Тула – бывшее рязанское владение, отошедшее Москве, о чем писалось выше. Относительно статуса Тулы московско-рязанского договора 1402 г. высказывалось и иное мнение, о нейтральном, не московском и не рязанском, характере территории [206] , что в нашем случае дела не меняет. Возвратиться в состав Рязанского княжества или стать впервые рязанской Тула могла, так или иначе, только с согласия Москвы, что и произошло, очевидно, в результате московско-рязанского примирения 1385 г.
205
Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 411. Прим. 49; Мазуров А. Б. Средневековая Коломна в XIV – первой трети XVI вв. С. 105.
206
Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды XIII–XIV вв. С. 41, 52. В другой, более поздней работе, В. Л. Егоров уже справедливо отмечает принадлежность по договору 1402 г. Тулы рязанскому князю, но считает, что случилось это не в 1385 г., а не ранее 1389 г., в княжение в Москве великого князя Василия Дмитриевича (Он же. О времени возникновения Тулы // Тула историческая: прошлое и настоящее. Тула, 1997. С. 32–33). К таким же, с некоторыми оговорками, выводам пришел и В. А. Кучкин (Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 257–258).
А. Б. Мазуров предложил гипотетическую реконструкцию пунктов «мира вечного» Дмитрия Ивановича Московского с Олегом Ивановичем Рязанским, среди которых был возврат рязанскому князю Тулы в обмен на признание Коломны вотчиной Дмитрия Ивановича [207] . Даже если договор 1385 г. и не был оформлен письменно [208] , с таким предположением надо, с несущественными оговорками, согласиться [209] . Но справедливым оно будет только в том случае, если великий князь рязанский, после нападения на Коломну марта 1385 г., присоединил ее к своим владениям, сделав государственную принадлежность Коломны предметом торга на переговорах с московским князем конца этого года. Между тем, летопись ничего не сообщает о судьбе города после мартовского «изгона», а в историографии высказывалось убеждение, что «Олег вскоре оставил разоренную Коломну, не надеясь удержать ее за собою» [210] .
207
Мазуров А. Б. Средневековая Коломна в XIV – первой трети XVI вв. С. 105.
208
На его существовании настаивал А. Е. Пресняков (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 167–169).
209
А. Б. Мазуров полагает, что Москва вернула Рязани в 1385 г. не только Тулу, но и Берестей, однако последний впервые в связке с Тулой («Тулцы и Берестеи») упоминается только в договоре 1402 г. (ДДГ. С. 53), в московско-рязанском же докончании 1381 г. речь идет только о «месте Тула» (Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 342–343). Что касается признания Коломны московской вотчиной, то Олег Иванович сделал это уже, как минимум в 1381 г. (См. гл. 1 настоящей публикации).
210
Иловайский Д. И. История Рязанского княжества. С. 120.
Вообще вне поля зрения остается целый ряд вопросов, связанных с московско – рязанским конфликтом 1385 г. вокруг Коломны. Среди них – и стратегические цели захвата Олегом Ивановичем одного из самых значимых московских владений, и разнообразные условия, приведшие к успеху этой, без сомнения неординарной с военной точки зрения операции, и ряд обстоятельств выхода из конфликта. Не менее любопытно проследить и корни конфликта вокруг Коломны 1385 г., как представляется, впрямую не связанные с соперничеством двух князей за город на левобережье Оки.