После любви
Шрифт:
– Что будет теперь, Доминик?
– Тебе нужно на время исчезнуть.
– В том месте, о котором ты говорил?
– Нет. Не думаю, что оно так уж безопасно. Но два-три дня в запасе у нас есть.
– А потом?
– Потом? Все будет зависеть от одного человека.
Туманная речь Доминика, как ни странно, успокаивает, убаюкивает меня. Еще никогда я не чувствовала себя такой защищенной, как теперь, сидя в салоне двигающегося рывками автомобиля, рядом с неуклюжим, нелепым толстяком Домиником.
– Тебе не стоит волноваться, Саш'a. Или лучше скажем так:
– Как тебе удалось вытащить меня? Ты все-таки не ответил мне – это было трудно, да?
– Это было легче, чем я думал. И слава богу, что ты сидела всего лишь в камере предварительного заключения. А вытащить тебя из настоящей тюрьмы было бы намного сложнее.
Настоящая тюрьма находится на острове неподалеку от Эс-Суэйры, по слухам, за все время ее существования не было совершено ни одного побега – неизвестно только, зарезервированы ли там места для женщин-преступниц.
– A y кого ты одолжил машину?
– У автомеханика. Того парня, который ремонтирует наш автобус.
– Я приехала сюда, чтобы избавиться от одного человека. – Непонятно, почему я говорю это Доминику только сейчас, за три года я могла бы найти более подходящий случай. – Избавиться от любви к нему.
– И как? Удалось?
– Да. Не сразу, но удалось. Ты никогда не спрашивал меня о жизни в России.
– Я спрашивал тебя о жизни в России. Ты просто забыла.
– Ты не понял. Ты никогда не спрашивал о моей жизни в России.
– Я думал – если ты захочешь, ты сама мне все расскажешь.
– Я использовала Эс-Суэйру и использовала тебя.
– Ну и на здоровье.
– Я умею не только чинить кондиционеры и водить автобус…
– Никогда не сомневался, что твой потенциал намного больше.
– У себя, в России, я закончила институт. Не самый престижный. Я филолог, преподаватель русского как иностранного, базовый язык – французский. Но я ни дня не работала по специальности. А одно время вообще торговала кофточками на рынке.
– У вас странный подход к образованию.
– Россия вообще странная страна. И прекрасная. Такая же прекрасная, как и Марокко, как и Эс-Суэйра. И я бы никогда оттуда не уехала, если бы…
– Если бы не тот человек. Я понял, Саш'a.
– Я никого не убивала. Ты веришь мне, Доминик?
– Я верю, верю тебе… Но даже если бы это было не так…
– Я никого не убивала, слышишь!..
– Даже если бы это было не так… – Доминик неумолим. – Я бы все равно сделал то, что сделал.
Во всем виновата ночь. И пустынная, идущая вверх дорога. И ветер, который проник в салон через опущенные стекла, – не жаркий, а прохладный, освежающий. Во всем виновата ночь – она скрывает все изъяны сидящего рядом со мной мужчины.
Доминика Флейту.
Доминика, которого я знаю так давно. Второй подбородок нисколько его не портит (он попросту незаметен), выпирающий живот нисколько его не портит (он попросту незаметен), профиль Доминика стал суше, резче и целеустремленнее. Похоже, за то время, что я просидела в камере, мы поменялись ролями. Это раньше Доминик частенько впадал в меланхолию; любая, даже самая незначительная, даже бытовая трудность надолго выбивала его из колеи. Теперь от неженки и нытика не осталось и следа – Доминик демонстрирует волю к жизни, он спокоен и уверен себе. Ему наконец-то подчинился автомобиль: старый «Мерседес» уже не виляет и не собирается падать в кювет при первом удобном случае.
И запах.
До сих пор запах, исходивший от грузного тела Доминика, казался мне неприятным: трусость, пот, фобии, страх перед микроволновками и лифтами перемешивались в нем в разных пропорциях – ничего подобного больше нет. В худшем случае Доминик не пахнет ничем. А в лучшем – в нем появились новые, незнакомые мне нотки, нерезкие, но довольно впечатляющие: мускус, кожа, тальк, мужской секрет, возможно – эстрагон, кориандр, базилик; или это всего лишь запах одеколона? Он кажется мне знакомым, определенно – я знаю его. И я уже сталкивалась с ним – совсем недавно. Вот только никак не вспомнить где.
Я и не хочу вспоминать. И не хочу ни о чем думать. Мне хочется одного – смежить веки. Расслабиться после напряжения всех последних дней. Доверить решение проблем другому человеку. Моему другу Доминику Флейту.
– Так куда мы все-таки едем?
– Маленький кооператив по производству арганного масла. Там тебя никто не потревожит. Во всяком случае – в ближайшие дни, – снова оговаривается Доминик.
– Не думала, что у тебя такие экстравагантные знакомства. Кооператив по производству масла, надо же!
– Это не мои знакомства.
– Чьи же?
– Дальних родственников Наби.
– Наби в курсе?
– Наби очень мне помог.
Рано я успокоилась. Наш повар Наби – добрейшей души человек, но он – муж Фатимы. И если Наби в курсе – в курсе и Фатима, подбросившая следствию сведения о моем слабом носе и позднем возвращении в отель. Это нельзя считать откровенным свидетельством против меня, скорее всего – Фатима просто рассказала все, что знала. Но ее наивные мечты о политической карьере в Голландии – их тоже нельзя сбрасывать со счетов. Только кристально честный человек может добраться до вершины, только законопослушный, для такого штраф за парковку в неположенном месте – уже трагедия. Фатима ни за что не станет ввязываться в противоправную историю с побегом из-под стражи женщины, обвиненной в убийстве. И это самое невинное, что можно предположить.
– А он?..
– Не волнуйся. – Доминик спешит утешить меня. – Он никому ничего не скажет.
– Ты так уверен в нем?
– Да. Абсолютно. Я очень давно его знаю. Я знал его всегда. Мы росли вместе.
– Детская дружба – самое трогательное из всех изобретений человечества…
– Наби переживал так же, как и я. Он тебя любит…
– Нуда…
Ну да, ну да, все любят Дональда, все любят Гуффи, все любят Микки. Ради меня Наби не поступится даже клубнем картофеля, его преувеличенно-мультяшная любовь (какой ее видит Доминик) вызывает у меня саркастическую улыбку. Не отрываясь от дороги, Доминик осторожно кладет руку мне на плечо: