После нас - хоть потом
Шрифт:
– Иди-иди, не провалишься, - зловеще подбодрил я его.
Между нами был газон. Голый газон, покрытый влажным черно-ржавым пластом прошлогодней листвы.
– Ну!
– уже раздраженно сказал я.
Гриша повернулся и торопливо заковылял к выходу из сквера.
– Ты куда?
Гриша остановился и неуверенно махнул рукой.
– Ты что, ненормальный? Перейди по газону!
Перебежал. Но чего ему это стоило! На лбу - испарина, дыхание - как у щенка, глаза косят то вправо, то влево.
– Ты чего?
– Так ведь запрещено же, - преступным шепотом ответил мне Гриша Прахов.
Взял я его, родимого, за расколотую пуговицу, подтянул к себе и говорю:
– Ты что ж, сукин сын, бригаду позоришь! Денег нет прилично одеться? Это что на тебе за тряпье такое!..
И равномерно его при этом встряхиваю - для убедительности. На слове «тряпье» не рассчитал, встряхнул чуть сильнее, и половина пуговицы осталась у меня в пальцах. Теряя равновесие, Гриша взмахнул руками, пиджак с треском распахнулся, и я снова увидел черный больничный штамп.
– Как из мусорки вылез!
– прошипел я.
Трясущимися пальцами Гриша пытался застегнуть пиджак на оставшуюся половину пуговицы.
– Приезжий, что ли?
– Приезжий…
– У тебя здесь родственники?
– У меня нет родственников…
– Подкидыш, что ли?
Гриша посмотрел на меня с опаской.
– Пожалуй… - осторожно согласился он.
И пока я пытался сообразить, что это он мне сейчас такое ответил, Гриша Прахов отважился задать вопрос сам:
– Минька, а ты… Тебя ведь Минькой зовут, да?.. Ты не мог бы мне объяснить: если кого-нибудь второй раз заметят, что он ночует на вокзале,
– что ему тогда будет?
– А кто ночует на вокзале?
Гриша замялся.
– Это неважно. Ну, скажем… я.
– А почему ты ночуешь на вокзале? Почему не в общежитии?
– Н-ну… Так вышло…
– Как вышло?
– заорал я.
– Что значит - вышло? Ты приезжий! Тебе положено общежитие! Положено, понимаешь?
– Я понимаю… Но мне сказали…
– Кто сказал? А ну пойдем, покажешь, кто там тебе что сказал!
Ухватил я его за рукав и поволок. Ох, думаю, и выпишу я сейчас чертей этим конторским! За все сразу!
– Тебя кто на работу принимал? Смирный такой, головенка маленькая - этот? Ну, я с ним потолкую! А, ч-черт!
Я резко остановился, Гришу занесло, и мне пришлось его поддержать.
– Куда ж мы с тобой идем!
– рявкнул я на него.
– Сегодня ж суббота!.. У, шалопай! А ну давай точно: как вы там с ним говорили - с этим, из отдела кадров!..
– Он предупредил меня, что с общежитием трудно, - проговорил вконец запуганный Гриша.
– И спросил, не могу ли я временно обойтись без общежития…
– Ну! А ты?
– Я сказал, что могу, - уныло признался Гриша Прахов.
По соседней аллее прошла группа наших ребят со спортивными сумками. Пловцы. Поравнявшись с нами, засмеялись.
– Кого поймал, Минька?
– Минька, а повязка твоя где?
– Гуляйте-гуляйте, - сердито сказал я.
– Погода хорошая…
3
На проспекте Металлургов нас чуть было не накрыл дождь, и нырнули мы с Гришей в кафе «Витязь».
Переделали подвальчик - не узнать. С потолка на цепях свешивается что-то вроде средневековых светильников из жести, а на торцовой стене богатырь на тонконогом, как журавль, коне рубится со Змеем Горынычем - аж розовое пламя из трех пастей в косы заплетается.
Посадил я Гришу в уголке спиной к помещению, чтобы не смущать народ тесемочным бантиком, а сам пошел к стойке.
– Миньк!
– шепнула мне щекастая белокудрая Тамара.
– Кого это ты привел?
– А это наш новый резчик, - небрежно сказал я.
– Нравится?
– Ну и резчики у вас!
– Тамара затрясла обесцвеченными кудрями.
– Как бы он чего с собой не пронес…
Она соорудила два коктейля, и я вернулся к столику.
– Это… алкоголь?
– встревожась, спросил Гриша.
– Ага, - сказал я.
– Алкоголь. Чистейшей воды, неразбавленный.
И протянул ему хрупкий высокий стакан, наполненный слоистой смесью. Гриша принял его с обреченным видом.
– Ого, да ты, я смотрю, тоже левша?
Гриша растерянно уставился на свою левую руку.
– Я нечаянно, - сообщил он и поспешно переложил стакан в правую.
Я удивился. А Гриша вынул из стакана соломинку, побледнел, старательно выдохнул и, зажмурясь, хватил коктейль залпом. Потом осторожно открыл глаза и с минуту сидел, прислушиваясь к ощущениям.
Все это мне очень не понравилось.
– А ну-ка, давай честно, Гриша, - сказал я.
– Пьешь много?
– Спиртных напитков?
– Да, спиртных.
– Вот… в первый раз… - сказал он и зачем-то предъявил мне пустой стакан.
– И на вокзале еще… Только я тогда отказался…
Я решил, что он так шутит. А Гриша тем временем порозовел, оттаял и принялся с интересом озираться по сторонам: на людей, на Змея Горыныча, на цепные светильники эти…
– Правильно я сделал, что приехал сюда, - сообщил он вдруг…
По лицу его бродила смутная блаженная улыбка.
– И чего я боялся?
– со смехом сказал он чуть погодя.
– Боялся?
– не понял я.
– Кого?
– Вас, - все с той же странной улыбкой ответил Гриша.
Заподозрив неладное, я быстро заглянул иуд стол. Бутылки под столом не было.
– Почему ты ведешь меня к себе?
– вырвалось вдруг у него.
– А тебе что, на вокзале понравилось?
Гриша опечалился и повесил голову. Видно было, что к своим черным блестящим волосам он после душа не прикасался.