После расстрела. История русской родовой дворянки
Шрифт:
Она попросила ножницы и, отрезав небольшую прядку волос, передала мне на хранение. Я взял в руки отрезанные волосы и сложил их в коробку. Срезать волосы – это обычай всех членов династии Романовых. В бывшем архиве Октябрьской Революции хранилась папка, внутри которой лежал маленький конвертик с типографской надписью «Аничков дворец» и с тисненой короной. На нем, на английском языке было написано: «Волосы Ники, когда ему было три года».
Хоронил Марию по исламским традициям, нанял рабочих, которые рыли могилу на городском кладбище, купил 10 метров белой ткани и прилагающиеся вещи, вызвал муллу и женщину для омовения её тела. Возле пятиэтажного дома в палатке омыли тело моей матери. Я впервые видел тело: на груди – зарубцевавшиеся следы трехгранного штыка, а когда её перевернули, и на спине я заметил рубец от затянувшейся раны. Присутствовавшие во время омовения могли не знать, что это за рубцы, но я понимал, что это следы от той кошмарной ночи, когда большевики не пожалели ни одного человека из царской семьи. Глаза мои увлажнились, сердце мое отказывалось слушаться. Я еле-еле стоял на ногах. Вечером в 4 часа мы отвезли её на городское кладбище и похоронили неподалеку от белого кумбеза.
Три дня я не ходил на работу, а на четвертый мне передали, чтобы я вышел и работал до полудня.
Я
Мария тщательно скрывала свое происхождение, чтобы не пережить повторно все ужасы расстрела семьи, слуг и доктора Боткина. Из-за страха быть обнаруженной она даже не позволяла, чтобы её сфотографировали вместе с моей семьей. Но вот о тайне хорошо написал поэт Евгений Евтушенко:
У каждого свой тайный личный мир!Людей неинтересных в мире нет.Их судьбы – как истории планет.У каждой все особое, свое,И нет планет, похожих на нее.А если кто-то незаметно жилИ с этой незаметностью дружил,Он интересен был среди людейсамой неинтересностъю своей.У каждого – свой тайный личный мир.Есть в мире этом самый лучший миг.Есть в мире этом самый страшный час,Но это все неведомо для нас.И если умирает человек,С ним умирает первый его снег,И первый поцелуй, и первый бой…Все это забирает он с собой.Да, остаются книги и мосты,Машины и художников холсты,Да, многому остаться суждено,Но что-то ведь уходит все равно!Таков закон безжалостной игры.Не люди умирают, а миры.Людей мы помним, грешных и земных.А что мы знали, в сущности, о них?Что знаем мы про братьев, про друзей,Что знаем о единственной своей?И про отца родного своегоМы, зная все, не знаем ничего.Уходят люди… Их не возвратить.Их тайные миры не возродить.И каждый раз мне хочется опять От этой невозвратности кричать.На семь дней я ездил на кладбище вместе с муллой, который прочитал суру «Ясин». Было одиноко и грустно. И это чувство вполне раскрывает приведенное мною ниже стихотворение:
Жизни сладостные тайныОбнимают все творенье.Этот мир-стихотвореньеОб одной любви бескрайней.Но так часто мы бываемВ этом мире не такими.Я слезами обливаюсьНад объятиями людскими.До распада СССР оставалось ещё десять лет. После избрания Михаила Сергеевича Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС в стране начались разрушительные процессы, все секретное и тайное о великой державе, стало достоянием зарубежных спецслужб, а в печати публиковались материалы о белых пятнах истории. Особое внимание привлекали статьи и книги о расстреле последнего русского императора Николая II. Под Свердловском нашли тайную могилу, в которой покоился прах царской семьи. Мой интерес к семье Романовых возрастал с каждым годом и с каждой находкой под Екатеринбургом, которому вернули историческое имя. В эти годы уже было много самозванцев, выдававших себя за членов царской семьи. Я прочел много источников, о двойниках членов семьи Романовых, но только одна-единственная женщина, скрывавшаяся от ищеек карательных органов советской власти, ни разу не обмолвилась о том, что она Великая Княгиня Мария Николаевна. Она открыла свою тайну только мне, в последний день своей жизни на смертном одре. Надо ли все это комментировать. Да, это была её правда, переданная устно в виде откровения просто и ясно. Ни ей, ни мне не нужно, чтобы кто-то верил или не верил в то, что это была настоящая Мария Николаевна Романова. Она ушла за 10 лет до того, как разрушилась Советская империя. Жернова пролетарской диктатуры советской системы не смогли сломить её дух, она знала, что рано поздно рухнет режим коммунистов. Народы обретут свободу и будут развиваться по пути демократии и социального прогресса. Но я далек от критики прошлого: мы жили в эту эпоху, вложили немало труда, чтобы будущие поколения жили счастливо.
Мое душеное состояние можно передать этими стихотворными строчками:
Рано или поздно…Поздно или рано…Высыхают слезы…Заживают раны…Утихают ссоры.И ночами снится…Каждый получает то,К чему стремится.Осенью 1981 года я вышел в отпуск и уехал по цэковской путевке отдыхать в санаторий имени М.В. Фрунзе в Сочи. Здесь я встретил первого секретаря Свердловского обкома КПСС Бориса Николаевича Ельцина с Коржаковым, а отдыхающие женщины меня познакомили с Раисой Максимовной, женой Михаила Горбачева. Я ездил в Мацесту, где принимал ванны. Комната Бориса Николаевича Ельцина находилась на втором этаже санатория, над моим номером. Днем, как правило, было тихо и спокойно, но зато после 9 вечера, поднимался такой шум, что было невыносимо слушать пьяного Ельцина. И я долго не мог уснуть от шума партийного вожака уральских коммунистов. Он пел во все горло частушки и играл ложками.
Здесь, в Сочи, шли разные разговоры о будущем СССР. Говорили, что к власти придет Михаил меченный, и все изменится, а через 10 лет СССР перестанет существовать как государство. Я не высказывал своего мнения, а только внимательно слушал информированных собеседников из окружения Раисы Максимовны, которая через четыре года станет первой леди бывшего СССР. Раиса Максимовна даже на отдыхе читала Ленина. В её руках я видел такие произведения как «Как организовать соревнование», «Лучше меньше, да лучше», «Как реорганизовать Рабкрын», «О кооперации» и другие. Удивительно то, что эта женщина собирала вокруг себя подруг и заставляла их вести разговоры о будущих реформах в стране. Со мной тоже говорили на эти темы, даже спросили, какой самый молодежный и интернациональный город в Азербайджане? Я ответил: Сумгайыт. В то время я не мог догадываться, что через некоторое время здесь произойдут такие события, о которых узнает весь мир. Я неплохо знал этот городок азербайджанских химиков, изучал опыт организационно-партийной и массово-политической работы Сумгаитского горкома партии. О сумгайытских событиях я написал несколько публицистических статей, вышедших в республиканской печати…
Когда вернулся в родной городок, я имел неосторожность рассказать о том, что ждет СССР через 10 лет. Об этом доложили секретарю, и он решил отправить меня на учебу в Бакинскую высшую партийную школу при ЦК КПСС. Я учился на курсах слушателей очного отделения продолжительностью в два года, при распределении меня хотели направить на работу в редакцию газеты «Бакинский рабочий», но секретарь не согласился, сказав, что я нужен Али-Байрамлинскому горкому партии. Так я вернулся в родной город, продолжал работать в ГК партии. В марте 1985 года после кончины генсека К.Черненеко к власти пришел Михаил Горбачев, объявивший о перестройке в СССР. Наш секретарь в городе проработал 10 лет и в ЦК ему нашли замену. Летом на Бюро ЦК Компартии Азербайджана рассмотрели вопрос о ходе выполнения решения Бюро ЦК по организации подсобных хозяйств промышленных предприятий города. За недочеты, допущенные в организации подсобных хозяйств, секретарю Гусейну Губатову поставили на вид. Но и этого было достаточно для партийного лидера, чтобы сменить его на предстоящей городской партийной конференции. Причину отставки второй секретарь ЦК партии Ю. Коновалов объяснил просто: «В городе формируется центр промышленности точного приборостроения и нам нужен человек, который хорошо знает электротехнику».
В декабре 1985 года на конференции избрали нового секретаря ГК партии Адиля Мамедова, с которым я проработал до июня 1987 года. В июне меня утвердили в должности собственного корреспондента по Мугано-Сальянскому региону республиканской газеты «Бакинский рабочий».
То была эпоха горбачевской «перестройки», и редакция требовала от журналистов присылать критические материалы о деятельности партийных, советских и хозяйственных органов городов и районов республики. Получив в органах официальные материалы, я большую часть времени проводил с людьми районов, собирал материалы, о которых даже не знали партийные боссы районов, находившихся под моей курацией. Для специальной колонки о перестройке я готовил авторские материалы о негативных явлениях в промышленности, её различных секторах, сельском хозяйстве, образовании и культуре и даже в деятельности советских органов. За четыре года я опубликовал десятки критических статей и реплик, на которые последовала острая реакция руководителей городов и районов. Но ни один из них не мог опровергнуть изложенные мною факты и критические замечания о негативных явлениях в социально-экономическом развитии регионов республики.
После каждой поездки я навещал могилку матери. Она всегда была со мной в моих дальних поездках по региону, я советовался с нею как поступить в той или иной ситуации и находил правильные ответы о выходе из положения.
В январе 1991 года меня перевели в штат газеты «Бакинского рабочего» на должность заведующего промышленно-транспортным отделом на место журналиста Али Наибова, который уехал в Москву и работал в центральной газете «Социалистическая индустрия». Я проработал в этой должности до мая того же года и по семейным обстоятельствам вынужден вернуться на прежнюю должность собкора. Причина состояла в том, что моя теща Кабутар Велиева также заболела, её схватил тяжелый правосторонний паралич, и в январе её сын Рамиз Велиев с сестрой Таирой Аскеровой привезли в город Али-Байрамлы больную мать, находившуюся в тяжелом состоянии. Семь месяцев мы все семьей ухаживали за ней, приезжали по вызову врачи центральной городской больницы. Но и они не смогли её вылечить. 27 июля она впала в кому, и мы на машине скорой помощи увезли уже агонизирующую больную в город Агстафу, где она в 5 утра скончалась. Все было так же, как в то майское утро 1981 года. История болезни моей матери в точности повторилась и с тещей.