После России
Шрифт:
Очевидно, желая разрядить атмосферу, кто-то начал рассказывать похабный анекдот, но тут в пресс-центр вошёл его директор, капитан Савелий Полешников.
– Господа, важнейшее известие! Минуточку тишины!
– театрально волнуясь, произнёс он, а потом скороговоркой проговорил: - Пять минут назад борцами с тиранией был убит кровавый узурпатор Пирогов! Ура, господа! Генерал Сирин даст пресс-конференцию через 10 минут.
Мгновенно всё оживилось, зажгли всё освещение, заработали коммуникаторы и панели на стенах. Гордон выбежал из зала с кем-то оживлённо разговаривая по-английски. Сева тоже рассеяно вызвал по коммуникатору Водянкина и кратко сообщил ему новость:
– Отлично, отлично! Это отлично!
– госсекретарь отключился, не дав никаких дополнительных указаний.
– Бля, конец войны, конец! Победа! Сейчас москали разбегутся, ура!
– дурным голосом вопил Шершнёв, пытаясь поцеловать в губы французского журналиста, оказавшегося рядом с ним в этот исторический момент.
Сева
Спустя несколько дней, ближе к вечеру, к нему подошёл неизвестный офицер и, официальным тоном пригласив «поговорить», отвел Севу в неприметный кабинет.
– Скажите, вы были знакомы с неким человеком, представлявшимся отцом Валентином?
– без предисловий начал он.
– Ну как сказать… Как-то знакомились… А что?- Сева решил, что отрицать факт знакомства глупо, помня о свидетелях.
– Ничего. Скажите, он вам ничего подозрительного не говорил? Не казался вам странным?
– офицер явно задавал вопросы для проформы. Судя по всему, это были какие-то формальности и судьба странного расстриги вдруг заинтересовала Севу.
– Я его после единственного разговора, так ни разу и не видел. Ну для священника, даже бывшего, как-то он странно выглядел. Да и говорил странно. Вроде как расстригли его за выступления против Пирогова, но он всё больше о России тосковал, - Севе стало противно от своего стукачества, но, опять-таки, подумал, что с учётом показаний Гриши и Хворобьева покрывать расстригу - это верный путь к проблемам.
– Ну он, в общем-то, и не был никогда священником, - офицер изучающим взглядом посмотрел в глаза Севе, но тот, очевидно, был так искренне удивлен, что вести дальнейшую игру стало неинтересно.
– На самом деле он сотрудник СБР. Его заслали куда-то в тыл, ещё до наступления. Ну и вот он пытался выбраться к своим. Очевидно, поняв, что всё кончено, решил умереть героем. Написал прощальное письмо и попытался напасть на генерала Сирина. Короче говоря, его убили.
– А письмо можно посмотреть? Я журналист, мне интересно… - Севе действительно стало интересно, профессионально и по-человечески.
– Да уж нет, письмо подшито к делу. Там очень много про Россию, про то, что она возродится когда-нибудь… Чушь всякая.
– А как его звали?
– Сева достал коммуникатор, чтоб записать информацию.
– Игорь Викторович Кудрявцев. Кстати, он должен был организовать убийство вашего президента Полухина! Так что вам, наверное, действительно должно быть это важно. Мы сообщили вашим уже…
«Надо будет поговорить с Михайловым, может и письмо у него попросить», - Сева неспешно пошёл к себе, разглядывая едущие в сторону Москвы колонны техники.
Всё вокруг почему-то казалось Севе странным, неуместным, нелепым. И сам он, и эти танки, и вся эта армия. Откровенное злорадство иностранцев и животная радость коллег вновь и вновь возвращали его к тому шокирующему выступлению Гордона в пресс-центре. Вроде бы ничего умного, ничего нового, обычная американско-баптистская русофобия, но что-то всё-таки задевало. Может быть, понимание того, что именно носители подобной идеологии будут определять будущее его страны?
Ему всё время хотелось поговорить на волнующую тему, и вечером он поделился своим возмущением с пресс-секретарем Ваплера, сыном уехавших в Германию русских немцев Тибо Рихтером, с которым они отчего-то близко сошлись. Может быть потому, что Севе он казался прорусски настроенным человеком.
Тибо внимательно выслушал русского друга, который путано делился своим перманентным изумлением от происходящего, а потом, когда он иссяк, встал из-за стола, и, подойдя к окну, медленно заговорил:
– Ну, Гордон, конечно, дурак. Весь этот дикий американский баптизм комичен и нелеп, как, в общем, и всё христианство. Это всё уже давно не актуально и мне тоже неприятно, что люди с такой ерундой в голове не сидят в дурдомах, а пытаются править миром. Я тебе расскажу, почему я вас, русских не люблю…
Лёгкий пивной хмель как-то сразу ушёл и Сева с удивлением посмотрел на одетого в форму собеседника.
– Знаешь, в чём разница между русскими и немцами, Россией и Германией? Германия была выстрадана немцами за несколько веков ужасной раздробленности, а вы, русские, получили свою страну даром и всю целиком. Даром - в том смысле, что за моря плавать было не надо, воевать с арабами - не надо. Сначала возникла страна, а потом - нация. Точнее, так и не возникла! Германия наоборот. Столетиями была германская нация, которая жила в сотнях мелких и глупых государств, конгломерат которых именовался латинским словом - Германия. Люди говорили на одном языке, у них, в общем, была одна культура, но политически они были чужды друг другу. Весь 18 век немецкие гуманисты бредили
Рихтер немного помолчал, а потом продолжил с новой силой:
– Сколько нам надо было пролить крови, чтоб дожить до единой страны? Века! Да и по сравнению с Германией Россия всегда была так велика, что мечтать о таких размерах мог разве что сумасшедший Гитлер! А вы что? Ваша страна всегда была больше, чем вы могли себе вообразить. Да вы и не воображали, вы воспринимали это как данность! Ваша страна с некоторого времени перестала быть русским царством и стала какой-то абстрактной Россией. А кто такие россы и где они? Рушились империи, Британия ушла из Индии, а потом и отовсюду. Все страны стали ужиматься до тех пределов, которые были естественны для их народов и могли быть спокойно освоены… А что Россия? До 90-х годов прошлого века вы оставались чудовищной империей, и даже потеряв ряд территорий, после крушения СССР, вы всё равно оставались огромной страной. Очень слабой, неуправляемой, бессмысленной и никчемной в ситуации постиндустриальной цивилизации, но с вечными амбициями и претензиями на особый статус и путь. Потом эти годы углеводородного бума! Это же было просто помешательство на самих себе! Вы пытались выдать случайное преимущество в обладании сырьём за некую закономерность, за признак особого статуса. Весь мир совершенствовал технологии и развивался, а вы самовлюбленно реставрировали идолов вашего национального сознания. И вот вам итог - вы пережили очередной кризис, ваша страна насильственно разделена. Но и этого ещё мало! Сейчас вы на пути к главному, что должно вас оздоровить: вы сами должны вбить кол в грудь этому чудовищному монстру, который вы зовёте Россией. Вы должны добить её, чтоб она сдохла. Чтоб её не стало совсем! Все эти годы вы делали вид, что Россия никуда не делалась, просто спряталась за нелепыми вывесками. Так вот привыкайте к правде: России больше нет, понимаете? Нет и ещё очень долго не будет! Может быть никогда больше! Ну, или потом, после долгих лет раздельного существования в нелепых государствах, вы может быть снова выстрадаете себе свою страну, страну русских, Руссланд. Ну или исчезнете с лица земли. Впрочем, об этом никто не пожалеет! Уж поверь мне… Ни один человек! Вы надоели всем со своими размерами и своей дурью. Понимаешь? Надоели! Надо думать об освоении Луны и Марса, о космосе, о реконструкции Африки, а весь мир должен разбираться с вашими вечными проблемами. Так что пойми, чем быстрее агония закончится и вместо России будут маленькие, тихие и спокойные республики, тем лучше будет всем…
Сева был шокирован. Ему захотелось послать Тибо куда подальше, но он сдержался и просто молча встал и пошёл к себе. Шёл быстро, поджав плечи и втянув голову, как ходил всегда, когда был зол или просто погружён в свои мысли. Он ненавидел европейцев, союзников, москвичей, Пирогова, всех. И себя тоже, за то, что находится здесь и спокойно слушает все эти гадости. Но в эту минуту, за шипящим водопадом ненависти он вдруг почувствовал что-то новое в себе. Он даже остановился, потому что открывшееся ему чувство было чем-то новым и странным. Он со всей ясностью почувствовал себя русским, человеком без родины, одинаково чужим и московским вождям и всему этому пёстрому сброду с громкими титулами, готовыми продать и предать всё ради возможностей воровать деньги и иногда жать руки американскому президенту. Куда-то делся журналистский цинизм. До боли захотелось сделать что-то для своей нации и своей страны. Он оглянулся по сторонам. Он был в самом центре армии, идущей на Москву. В общем-то русской армии, идущей на русскую столицу. Но парадокс был в том, что и эта пёстрая армия и пироговское российское правительство на самом-то деле уже не имели к России никакого отношения, а были лишь скоплениями людей, озабоченных своими личными интересами и своим персональным будущим, за которое и шла борьба. Россия умирала буднично и тихо, как забытая всеми в дальней комнате одинокая старушка, уже равнодушная к сваре своих нерадивых правнуков, делящих последние её пожитки. Старая ли Россия умирала, чтоб возродиться когда-нибудь потом вновь или это была окончательная её гибель - кто мог дать ответ на этот вопрос? Да и задавался ли кто-нибудь ещё такими вопросами?