После России
Шрифт:
– То есть, значит, надо рукава засучить и московскую орду остановить, – Овчинников косо улыбнулся и сказал будто в сторону: – До каких пор из-за московских засранцев я буду беспокоиться за свои деньги? Проклятый город!
Кто-то хмыкнул.
Реджепов тоже улыбнулся, но недобро.
– Не хочу это говорить… не люблю громкие слова, вы знаете. Но мы все одна команда сейчас. Надо это всем понять. Иначе… Да ладно, это лирика. Стихи-поэзия. Давайте теперь конкретно, сколько куда надо. Время не ждёт, у нас несколько недель до наступления холодов. Погнать Пирогова к Москве это довольно простое дело, а вот сделать так, чтобы люди на освобожденных землях о нем не скучали и радовались, что мы пришли, – это большая проблема. Решать вопросы надо комплексно: чтобы и планы были, и готовые люди во временные администрации, и кухни, и палатки, и еда, и генераторы, и лекарства… Люди радоваться должны, что мы вернулись. Давайте сначала вместе посидим, а потом я каждому ещё отдельные слова скажу.
Водянкин дождался личной аудиенции. Он последним подсел к Узбеку. Тот, устало улыбнувшись, пожал руку своему протеже.
– Ну что, Паша, ты готов? Ты с Жиховым давай теснее работай. – Реджепов пытливо заглянул в глаза Павла: – Что еще хочешь спросить, а? Ещё деньги нужны? Я дам!
– Если честно, то нужны. Возникла одна комбинация. Я хочу купить митрополита. Судя по документам, он давно банкрот, а надо всего-то миллионов тридцать, чтоб покрыть его долги и ещё дать сверху, чтобы ниже кланялся.
– Ай, не люблю я священников. Зачем нам митрополит? Не многовато ли старому русскому попу столько миллионов франков? – Реджепов двумя руками взял пиалу и отхлебнул глоток зеленого чая.
– Патриарх что-то долго молчит. А наш митрополит уже готов, мы на него надавили со всех сторон. Если поможем, он публично благословит наши войска и вообще будет активно выступать. Может, толку тут и немного, но символически это будет очень красиво. На приёме он очень хорошо сказал, мне уже доложили, что москали в истерике: как, мол, так, да это не митрополит, а актер ряженый.
– Красиво, да. И не очень дорого на самом деле. Деньги Мурадов выдаст, я ему скажу. Но под твою ответственность, дорогой! Чтобы на эти деньги поп не купил оружие террористам.
Водянкин отрицательно покачал головой.
– Ну, если ты так уверен… Ещё что-то?
– Ислам Хафизович, что делать с Трепаковым и всей этой шайкой? В парламенте их много. Они ничего делать не хотят, будут сидеть и ждать, слать дурацкие запросы и ждать, пока ветер поменяется, чтобы нас порвать.
– Что делать? А я откуда знаю! Что хочешь, то и сделай. Парламент разгоните к чертям, может, они тоже заговор готовят, а? Считай, что до конца этого бардака у тебя есть лицензия на убийство. Всех, кто тебе жить мешает, можешь между делом убивать, понял? Жихов поможет, только имя ему говори, и можешь ничего не объяснять. – Реджепов встал и подал руку госсекретарю: – Приятно было увидеться, дорогой! У меня на тебя большие планы здесь. Звони, если что, не стесняйся!
10. Вечер трудного дня
Постепенно клуб заполнился народом, и Сева встретил многих знакомых и коллег. За это он любил и не любил подобные мероприятия. Собственно, всё было заранее известно: кто придет, что скажет, как будет вести себя до, во время и после пьянки.
Он оказался за столиком с ребятами с Уральского телевидения. Им выдавали зарплату во франках, поэтому угощение у них было скромным. Сева всегда тяготился бедностью коллег и, как обычно, взял ситуацию под контроль – заказал много еды и выпивку. Общее чувство тревоги и неуверенности заливали алкоголем. Сначала в ход пошли напитки, официально выставленные в витринах, потом контрабандные виски и китайский бренди без акцизных марок. Наступило приятное оживление, ему представили девчонку из Челябинска, тележурналистку с городского канала, и он немедленно и бескомпромиссно принялся с ней флиртовать.
Его схватил за руку и утащил в дальний угол совершенно пьяный пресс-секретарь президента. Сева удивился, увидев его здесь, но из путаного рассказа выяснилось, что вип-вечеринка в «Порто-Франко» прошла скомканно, все «вожди» уехали сразу по завершении протокольной съёмки, а он перебрался в «Mo’s Cow», допивать.
Севе была интересна любая информация о том, что же происходит в верхах. Последние недели власть как будто впала в ступор. Пироговщина катилась к Уралу, а в Екатеринбурге упорно делали вид, что бояться совершенно нечего. Кроме усиленной пропагандистской обработки по информационным каналам, которая никого не вдохновляла и не впечатляла, других мер не предпринималось. Население паниковало, и кто мог, уже уехал. Между тем не понятно когда возникшее, политическое чутьё подсказывало, что развязка близка, и Сева попытался выпытать из полупьяного собеседника хоть какие-то подробности.
Выяснилось, что президент и премьер держались бодро, но вообще всё было нервно. Некоторые персонажи отсутствовали в принципе: не было ни Ряшкина, ни Старцева, ни Трепакова. Отсутствие на протокольном мероприятии всего клана, очевидно, имело какой-то глубокий смысл, как и присутствие в городе Реджепова. «Что-то произошло днём, но никто ничего не говорит. И про итоги заседания правительства тоже. Все будет опубликовано поздно вечером!» – закончил пересказ слухов пресс-секретарь, пожал плечами и удалился в сторону бара нетвёрдой походкой.
Веселье, тем не менее, шло своим чередом: началось пение под караоке. Сначала последние хиты, потом песни конца прошлого века, потом песни на иностранных языках. Сева и сам решил что-нибудь спеть, чтобы окончательно поразить воображение провинциальной телезвёдочки и, выхватив микрофон из ослабевших рук коллег, неожиданно для себя заказал гимн республики. На мгновение шум прекратился, потом раздались протестующие вопли, но с первыми звуками что-то изменилось.
Конечно, это было глупо. Пафосный и корявый гимн республики, наскоро переделанный из старинной песни первых сепаратистов и с тех пор носивший название «Преображение Урала», мог вдохновлять людей только в ситуации глубокого опьянения, но сейчас подвыпивший Сева почувствовал кое-что ещё. Ему захотелось громко и дерзко проорать эти затёртые слова, чтобы услышали в Перми и Москве, чтобы знали, что не всё так просто. Что ему, простому парню из Екатеринбурга, не нужна их Москва, потому что он сам там никому не нужен, а в этой глупой республике востребован и даже вроде как уважаем.
Когда Сева добрался до припева, подпевал уже весь зал:
– «Преображение Урала! Добрых! Дел! Начало! – кричал в микрофон Сева. – Патриотов! Движение! За преображение!»
Страх и неопределённость последних дней всех держали в напряжении. Можно сколько угодно успокаивать себя, мол, мы такие молодые, просто хотели работать и зарабатывать, мол, надо было как-то жить. Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять простую и незатейливую мысль: большие начальники всегда успеют убежать, а отвечать за всё придется тем, кого поймают, кому и бежать-то некуда. Может быть, поэтому последние звуки гимна перешли в овации, а потом гимн снова начали петь. Но Сева уже не пел, целовался с челябинской девушкой, напоминая себе, что её зовут Даша, чтобы не забыть её имя в самый ответственный момент. Этот момент приблизили вошедшие в клуб вооружённые спецназовцы КОКУРа. Потребовав выключить музыку и включить свет, один из них, очевидно, старший по званию, не снимая маски, громко произнёс:
– Дамы и господа, в республике предотвращена попытка государственного переворота и введено военное положение. Заканчиваем веселье и расходимся по домам. Завтра всем выходить из дома только по необходимости и обязательно с документами. Ясно? Всё!
Так закончилась эта вечеринка. Сева всё же решил завершить начатое. Подхватив под руку захмелевшую теледиву, он проворно получил в гардеробе одежду и, поймав такси, повез добычу в свою квартиру. Их несколько раз останавливали военные патрули, но доехали без приключений.