После России
Шрифт:
План учреждения нового языка вдруг привиделся ему во всей грандиозности, красоте и выгоде. Нужно будет поработать с диалектами, кодифицировать все эти «чё» и прочие «робить», ну всякие там окончания деревенские – писать, как слышится. Если писать фонетическими знаками, то получится почти белорусский! Кстати, создать Институт уральского языка – это ж какие гранты можно получить под такое! Оканье как-то выделить… Или аканье? Да какая разница! Присыпать бажовской экзотикой и хантами-мансями… ну там татарского капнуть… украинского малость! Там большие наработки… В конце концов евреи выучили иврит, так что можно заставить, если с детства учить. Времени нет, но зато техника какая! Перевести на уральский коммуникации – и готово! Выучат тихонечко. И писать латынью. Вот! Это первым пунктом! Буду отцом уральского языка, ко всему прочему!
Утром, очнувшись от сумбурного сна и прополоскав рот, Михаил Сергеевич позвонил Водянкину, своему новому покровителю, и в нескольких словах описал свой проект. К удивлению Михаила Сергеевича, которому самому его ночные идеи уже казались началом шизофрении, Водянкин внимательно выслушал и позже перезвонил:
– Знаете, этим нужно срочно заниматься! Подумайте, сколько и каких вам нужно людей, сколько денег. Я подумаю, где будете работать.
12. Лицензия на убийство
Каждый день возвышения приносил Водянкину только хорошие новости. Сразу после приснопамятных посиделок у Реджепова в его руках оказалась пьянящая, удивительная, гигантская власть.
Похожее состояние он пережил в начале своей карьеры, когда однажды понял, что уполномочен принимать судьбоносные решения. И потом, двигаясь вверх по служебной лестнице, он радовался тому, как слабый рычажок влияния на чужие судьбы и даже судьбы государства становиться всё мощнее и мощнее.
В тот день, когда Овчинников представил его Реджепову, Павел решил для себя: нужно идти за этим мощным человеком, подчиняться ему и помогать – и выйти на новые рубежи власти и влияния. Эта программа вскоре принесла плоды: уже через несколько месяцев после знакомства он занял пост госсекретаря. С тех пор он постоянно общался с Реджеповым и внутренне готовился к финальному рывку. «Правильно говорят, кому война, а кому мать родна! Очень все вовремя завертелось!» – часто думал он в эти месяцы.
С началом рязанской заварухи связь с Узбеком прервалась, и Павел слегка запаниковал. Крушение Уральской Республики стало бы для него безусловным концом перспективной карьеры, если не жизни. Но в итоге все оборачивалось долгожданным триумфом. Наконец-то можно было окончательно плюнуть на бывшего патрона, тоскливого и боязливого Овчинникова, и напролом идти вперёд, вверх, к ещё большей власти.
При первой же возможности Водянкин воспользовался «лицензией на убийство», выданной ему Реджеповым. Ходить по головам он привык, но вот ликвидировать людей физически ещё не приходилось. «Надо учиться!» – подумал он.
Сразу после того важного заседания правительства Водянкин приказал Жихову следить за передвижениями Трепакова. Тот не стал задавать вопросов, просто кивнул и просил ждать сигналов. Примерно месяц Водянкин знал, что неугомонный министр юстиции собирал на него компромат, и были все основания полагать, что в новой ситуации враг попытается бежать вместе со своими дурацкими архивами в Астану, оттуда может заняться шантажом или попросту мстить, испортив так удачно пошедшую вверх карьеру. Менее всего хотелось, чтобы компромат достался ушлому начальнику казахской внешней разведки Ерболу Орасбеку. Уж он-то нашел бы способ разыграть полученные карты, тут сомневаться не приходилось.
На следующий день Водянкину позвонили от Жихова и сообщили: Трепаков за рулём личного автомобиля двигается в сторону казахской границы.
– Остановить и ликвидировать! – сказал Водянкин, стараясь сохранять в голосе спокойствие.
– Это приказ? – осведомился собеседник.
– Да! Все в курсе. После доложите. Пришлите файл, – ответил он.
***
После заседания правительства Трепаков сразу принял решение бежать. Для очистки совести он всё-таки заглянул к Овчинникову, но тот не скрывал желания завершить разговор. Сомнений не оставалось – Трепаков списан со счётов.
«Ну и славно! Ну и хорошо! Пусть они тут ждут господина Пирогова, а я, пожалуй, покину поле боя». Со стаканом коньяка в руке Роман Геннадьевич мысленно набрасывал планы на ближайшие дни, понимая, что в общем-то давно готовился к этой акции. Несколько встреч в Екатеринбурге, потом в Челябинске, а оттуда можно спокойно двигаться в Казахстан. Для такого случая у него имелся давно заготовленный казахский паспорт.
Дела в Екатеринбурге удалось завершить довольно быстро. Мотаясь по городу, Роман Геннадьевич сознательно проигнорировал банкет в «Порто-Франко». На следующее утро он уехал в Челябинск, где тоже нужно было кое-что доделать. Там, в стороне от екатеринбургского бурления, даже военное положение не чувствовалось. Все эти беспокойные часы Роман Геннадьевич гнал от себя мысль о возможном преследовании, надеясь, что в ситуации всеобщего напряжения и подготовки к битве с мятежниками про него забудут. На всякий случай он поменял машину, выбрал для финального броска добротный, но слегка потрёпанный китайский джип.
– Ваши документы! – потребовал подошедший к машине человек в полевой полицейской форме.
– Извольте! – опасливо глядя на стволы автоматов, Роман Геннадьевич подал ему казахскую идентификационную карточку. «Может, стоило сунуть им в рожу правительственное удостоверение? Ну, если уж они ищут Трепакова, то я, пожалуй, буду смиренным казахским гражданином Тимуром Баймухамедовым. Вроде про этот паспорт никто не знает».
Полицейский меланхолично чиркнул карточкой по портативному идентификатору и предложил Трепакову отойти в сторону от дороги к стоящей там машине.
– Обращаю внимание, я гражданин Казахстан! – Роман Геннадьевич судорожно вспоминал казахские фразы, пытаясь изображать возмущенного иностранца: – Мен азастан Республикасыны азаматымын! Мой дядя работает в МИДе, у вас будут проблемы! Я требую пропустить меня немедленно!
Окружившие его полицейские на его слова не реагировали. Как только вся группа дошла до машины, Роман Геннадьевич почувствовал удар чуть ниже колена и упал на землю. «Построили суверенное государство, блин!» – подумал он, понимая что это его последняя мысль.
– Это точно тот, кто нужен? – спросил один из полицейских закуривая.
– Сто процентов, машинка опознала, да и вели его с самого Челябинска.
Зрелище смерти давнего врага произвело на Водянкина возбуждающее действие. Он отключил коммуникатор и уничтожил полученный файл. «А ведь Жихов наверняка сохранил эту запись в своих архивах», – подумал он.
Чтобы отвлечся, он принялся обзванивать разных людей, задавал какие-то вопросы и не слушал ответов. Последний звонок был Михайлову, которого он спросил о настроениях задержанных путчистов и деталях задержания московского диверсанта. Но болезненное возбуждение никак не проходило. Для успокоения он решил прибегнуть к испытанному способу – созерцанию своей коллекции, хранившейся в сейфе кабинета.