После сделанного
Шрифт:
— Куда? — крикнула Ванда.
— Грамотная! — съязвил Децкий. — Читать умеешь. Число видела? Двадцать четвертое, мы весь день сидели на даче.
В сберкассу он буквально ворвался, потому что закрывали и на входе какая-то работница не желала впускать. Протянув контролерше сберкнижку, он выпалил, едва сдерживая злость:
— Девушка, мне интересно, кто снял с моего вклада деньги?
— Что? — опешила контролер.
— То самое, — сказал Децкий. — Кто снял деньги?
— Это ваша книжка? — спросила контролер с недоверием.
Децкий без слов подал ей паспорт.
Заглянув в паспорт и сберкнижку, контролер достала из ящика
— Правильно, двадцать четвертого июня вы сняли двенадцать тысяч.
— Я? — вскричал Децкий.
— А кто?
— Я и спрашиваю — кто?
— Людмила Васильевна! — позвала контролер.
На этот зов пришла заведующая, и Децкому пришлось рассказывать свои претензии, что истощило его нервы вконец.
— Децкий? — переспросила заведующая. — Так ведь вы сами накануне просили приготовить сумму.
— Кого просил? — прищурился Децкий.
— Меня.
— Вы с ума сошли, — сказал Децкий. — Я впервые вас вижу.
— Это вы сошли с ума, — ответила заведующая. — По телефону звонили.
— Ах, по телефону, — насмешливо кивнул Децкий.
— Да, по телефону, впрочем, что спорить. Поднимем ордера, — решила заведующая, и скоро Децкому был показан ордер и было спрошено с нескрываемой злостью:
— Это — ваша подпись?
— Нет! — отверг Децкий.
— Как же нет! — возразила заведующая. — Вот, пожалуйста: и тут, и тут одной рукой. Сравните сами.
Децкий бычьим взглядом уставился на контролершу:
— Вы что, не помните, кому деньги отдаете, двенадцать тысяч?
— Я вас не оформляла, — отказалась та.
— А кто?
— Вера Ивановна.
— Так позовите ее.
— Она в отпуске, — сказала заведующая.
— На Кавказе она, — пояснила вышедшая из своей кабинки кассирша. — В Гаграх.
Слово «Кавказ», "Гагры" все объяснили Децкому. Мгновенно сложилось в голове: море, двенадцать тысяч, озеро Рица, пещеры в Новом Афоне, шашлыки, «Цинандали» — проматывались его денежки, шли в карман абхазцев.
— А я вас помню, — сказала ему кассирша. — Вот и шляпка эта же самая на вас. И бородка ваша приметная. И костюмчик тот же. Утречком вы и пришли, стали в очередь, а выплатила я вам около десяти часов…
От столь явной наглости Децкий на некую минуту задохнулся.
— А сегодня вы выпивали, — ласково продолжала кассирша. — Вот вам и не помнится…
Тут и заведующая уразумела причину скандала, и в глазах ее зажглась ярость.
— Знаете, гражданин, — сказала она. — Вам лучше в милицию обратиться. И — прощайте. Нам сигнализацию надо включать.
Децкий, разумеется, заявил, что именно так и поступит, что он этого так не оставит, найдет управу, не спустит, привлечет и тому подобное, и вышел на улицу в крайнем остервенении.
Всякое он видел, но о таких наглых бабах и слышать не доводилось. На большой дороге меньше грабят, думал Децкий, чем эти дамочки. Они украли, и сомневаться нельзя. Шляпка ваша, костюмчик, борода… Не на того напали, любезные, думал Децкий. Понятно, как сработано: кого-то нашли — мужа, брата, сожителя, подпись известна, ордер подделали, в квартиру влезли отмычкой — и на озеро Рица. Вон как дружно вопили, у всех рыло в пуху, верно, и другим вклады подсокращают. Разделили на четверых — по три тысячи, и корчат невинность. Децкому даже пожалелось, что побежал наперво в кассу, а надо было сразу в милицию. Можно было и сейчас зайти в милицию, но толку-то что — пока приедут, уже замок будет на дверях. Еще Децкий не знал — куда зайти, к кому, не звонить же в 02, те — с экстренной помощью, а тут месяц прошел. Ну, ничего, мстительно думал Децкий, утром встретимся, будет вам и шляпка, и костюмчик, и запах водочки.
Придя домой, он сел на кухне, взял лист бумаги и записал строка под строкой:
деньги сняты 24
24 я был на даче
подпись подделана правильно
постороннему бы не дали
дали постороннему
они!!!
Вдруг поразила мысль: а что еще украли? Подхватился смотреть шкатулки и ящички — все было на месте. Потом полез в чемодан и не нашел облигаций. Тут последние сомнения затихли: они, сберкассовские; облигации — это их специальность, меняют, продают, им с руки.
Ныла, горела, требовала успокоения душа. Децкий вернулся в кухню, достал начатую бутылку водки и выпил махом полный стакан. Стало легче.
В коридоре Ванда разговаривала по телефону, прислушался — с Катькой. Слышал, как объясняла: "Нет, как раз двадцать четвертого, собственными глазами видела". И чуть позже: "Вот и я думаю, странно". И еще позже: "Кажется, ходил". "Да что она там треплет, не зная, — подумал Децкий. — Сам расскажу" — и хотел встать. Но тепло было от водки, он поленился вставать, а налил в стакан еще. Просидев час и доконав бутылку, он отправился спать крепко пьяным.
Проснись наутро Юрий Иванович рано, часов, скажем, в пять, чтобы до начала работы следственных учреждений оставалось достаточное время подумать, размыслить, одуматься, то, возможно, история эта пошла бы другой колеей. Но хоть сны Децкого и полны были кошмаров, спал он крепко и пробудился по сигналу радио, отмечавшему девять часов. Отчего в грозную минуту жизни так предательски долго продержал его в объятиях сон, Децкий никогда потом уразуметь не мог. Конечно, и посольская водка была в этом виновна, но виновна только отчасти, потому что прежде частенько выпадало принимать и большие дозы, однако волю и ритм сна выпивка не ломала. Вспомнились потом Децкому рассказы, что люди робкие, несмелые перед лицом опасности впадают в сон, но он был вовсе не робкий человек. Только и осталось признать с горестью, что изменила ему, стала его противником судьба, поскольку, вопреки древней мудрости — "утро вечера мудренее", встал Децкий с тем же ослеплением ума, с каким ложился.
Глянув на часы, он заахал — уже работала милиция и надо было поспешить, пока не разошлись, не разъехались по своим делам следователи.
— Ванда! — крикнул он. — Кофе!
В ванной он по привычке взял электробритву, но бриться не стал, решив, что и так сойдет, — дорога была каждая минута. Поплескав водой в лицо, одевшись, он большой чашкой кофе осадил похмельную муть и, сопровождаемый женой, отправился в уголовный розыск.
Децкие жили в центре, до горотдела милиции добрались за десять минут; здесь по подсказке дежурного сержанта они поднялись на второй этаж, причем Децкий дважды цеплял ногой за ступеньки — все же давался ему знак остановиться, повернуть и бежать прочь. На втором же этаже все пошло с волшебной, можно сказать, скоростью. Только Децкие ступили в коридор, тускло освещаемый дневным светом через торцевые окна, и, замедляя шаги, пошли вперед, как вдруг прямо перед ними отворилась дверь кабинета с номером 207 и вышел к ним, словно давно их уже ожидал, молодой энергичный мужчина и спросил: