После

Тодд Анна

– Поцелуй меня, Тесса, – говорит он мне прямо в губы.

Я качаю головой, и он рычит от отчаяния.

– Пожалуйста, поцелуй меня. Ты мне нужна.

И на меня действует. Этот грубый, пьяный, ужасный человек просто сказал, что нуждается во мне – и это звучит так сладко! Хардин – как наркотик; каждый раз, когда я получаю маленький кусок, мне нужно все больше и больше. Он поглощает все мои мысли, заполняет мечты.

Его губы снова сливаются с моими, но я уже не сопротивляюсь. Не могу. Я знаю, что это

ничего не решит, меня засасывает все глубже, но это сейчас неважно. Важны только эти его слова: ты мне нужна.

Может быть, я так же отчаянно нужна Хардину, как он мне? Сомневаюсь, но сейчас мне хочется верить, что это так. Он кладет ладонь мне на щеку и проводит языком по моей нижней губе. Я вздрагиваю, и он улыбается, при этом кольцо в губе щекочет угол моего рта. Я слышу шорох и отскакиваю в сторону. Хардин прерывает поцелуй, но объятия его все так же крепки, наши тела тесно прижаты друг к другу. Я оглядываюсь на заднюю дверь и молюсь, чтобы Лэндон не увидел, как я себя веду. Но, слава богу, его нет.

– Хардин, мне и вправду пора. Мы не можем это продолжать, это плохо для нас обоих, – говорю я, глядя в землю.

– Можем, – говорит он, задирает мне подбородок вверх, заставляя смотреть прямо ему в глаза.

– Нет, не можем. Ты меня ненавидишь, и я не хочу больше быть грушей для битья. Ты морочишь мне голову. То ты говоришь, что не можешь без меня, то сразу после самого интимного момента в моей жизни унижаешь. – Он пытается меня прервать, но я закрываю ему губы пальцами и продолжаю: – Минуту назад ты целовал меня и говорил, что я тебе нужна. Я перестаю быть собой, когда мы вместе, и слышать потом все эти ужасные вещи, что ты говоришь, просто невыносимо.

– Какая ты, когда ты со мной? – Зеленые глаза шарят по моему лицу в ожидании ответа.

– Я становлюсь кем-то, кем я не хочу быть, кем-то, кто обманывет своего бойфренда и постоянно плачет, – поясняю я.

– Знаешь, кем ты становишься со мной? – Он гладит большим пальцем мои щеки, и я стараюсь сосредоточиться.

– Кем?

– Самой собой. Думаю, ты становишься настоящей собой; ты просто слишком занята тем, что о тебе думают другие, чтобы осознать это.

Не знаю, так ли это, но он говорит так уверенно, что на секунду я сама верю в сказанное.

– И я знаю, что ты чувствовала после того, что я сказал тебе, когда ласкал тебя. – Он ловит мой нахмуренный взгляд и продолжает: – Мне правда жаль. Я знаю, это было неправильно. Когда я вышел из машины, мне было очень хреново.

– Сомневаюсь, – бросаю я, вспомнив, как плакала всю ночь.

– Это правда, клянусь. Я знаю, ты думаешь, я ужасный человек… но ты делаешь меня… – на миг он замолкает. – А, неважно.

Почему он всегда недоговаривает?

– Закончи фразу, Хардин, или я уйду прямо сейчас, – говорю я.

И я действительно собираюсь уйти.

В глазах его что-то вспыхивает, он смотрит на меня и произносит медленно, будто взвешивая каждое слово:

– Ты… Ты заставляешь меня хотеть быть хорошим… Я хочу быть лучше для тебя, Тесс.

Глава 31

Я пытаюсь сделать шаг назад, но его объятия слишком крепки. Должно быть, я ослышалась. Но чувства сильнее меня, и, отвернувшись, я смотрю в темноту двора, пытаясь разобраться в его словах. Хардин хочет быть лучше для меня? В каком смысле? Это же не означает, что… или означает?

Я смотрю на него, в моих глазах стоят слезы.

– Что?

Он смотрит на меня так… Искренне? С надеждой? Как?

– Ты меня слышала.

– Нет. Мне кажется, я тебя неправильно поняла.

– Нет, ты поняла правильно. Ты заставляешь меня чувствовать… такое необычное чувство. Я не знаю, что с ним делать, Тесса, поэтому делаю то, что умею. – Он замолкает и отпивает из бутылки. – Веду себя как козел.

У меня снова кружится голова.

– Ничего не получится, Хардин, мы слишком разные. Во-первых, ты ни с кем не встречаешься, помнишь?

– Не такие уж мы и разные, нам нравится одно и то же; мы оба любим книги, например, – говорит он, шмыгая носом.

Даже сейчас не могу свыкнуться с мыслью, что Хардин пытается убедить меня, что нам будет хорошо вместе.

– Так ты не встречаешься? – напоминаю я.

– Да, но мы могли бы… дружить?

Опять! Мы вернулись к исходной точке.

– Кажется, ты сказал, что мы не можем быть друзьями? И я не стану с тобой дружить – я знаю, чего ты хочешь. У тебя это означает иметь все преимущества бойфренда, фактически им не являясь.

Он покачивается и опирается на стол, ослабляя объятия.

– Разве это плохо? Зачем эти ярлыки?

Я с облегчением вдыхаю полной грудью.

– Затем, Хардин, что хотя ты мог этого не заметить, у меня есть чувство собственного достоинства. Я не стану твоей игрушкой, особенно когда знаю, как ты умеешь вытирать о людей ноги. – Я поднимаю руки вверх. – А кроме того, я уже занята.

Ямочки на лице Хардина проступают отчетливей, усмешка становится злой.

– И все же, посмотри, где ты сейчас.

Инстинктивно бросаю ему:

– Я люблю его, а он любит меня.

Хардин меняется в лице, отпускает меня и спотыкается о стул.

– Не говори об этом, – невнятно произносит он быстрее, чем обычно.

Я почти забыла, как он пьян.

– Ты говоришь мне все это, потому что пьян; завтра ты снова будешь меня ненавидеть.

– Я тебя не ненавижу. – Он отходит к газону.

Как бы я хотела, чтобы он не имел надо мной этой власти. Я хотела бы сейчас просто уйти. Вместо этого остаюсь и слушаю.