Последнее искушение Христа
Шрифт:
Почтенный раввин спрятал лицо в ладонях. Он хотел воскликнуть; «Умолкни, Иисусе. Великое богохульство – слова твои – но не успел. Раздались дикие крики, бедняки вопили от радости, левиты пытались заглушить речь визгом и свистом, а Иаков Фарисей рвал на себе одежды и плевался. Раввин встретился взглядом с Иисусом и пошел прочь. «Он пропал, – шептал раввин сквозь слезы. – Пропал. Что за демон, что за бог вселился в него и взывает изнутри?»
Он шел еле волоча ноги от усталости. Все эти дни и недели он едва поспевал за Иисусом, пытаясь понять, кто же он. Его дряхлое тело совсем извелось, остались одни только кости, покрытые сморщенной кожей. Душа еще держалась в них, ожидая ответа на вопрос: Мессия ли это, которого обещал ему Бог? Все чудеса, свершенные
Спотыкаясь, торопливо шагал почтенный раввин в облаке пыли. На вершине холма показалась изнуренная солнцем Вифания. Тяжело дыша, раввин стал подниматься вверх. Дом Лазаря был открыт и полон движения: поселяне приходили взглянуть на воскрешенного, прикоснуться к нему, услышать, как он дышит, говорит, убедиться – вправду ли он жив или это всего лишь призрак? А тот, усталый и скупой на слова, сидел в самом дальнем углу, напрягавшись от докучавшего ему света. Его ноги, руки и живот вспухли, как у покойника, умершего четыре дня назад. Распухшее лицо было все в трещинах, из которых сочилась желтоватая жидкость, пачкавшая все еще облекавший тело белый саван, отчего тот прилип к телу столь плотно, что снять его было невозможно. Поначалу от Лазаря исходило сильное зловоние, и все, кто приближался к нему, были вынуждены зажимать нос, но постепенно зловоние ослабло, остался только запах могильной земли и ладана. Время от времени он поднимал руку и извлекал из бороды и волос запутавшиеся там остатки травы. Сестры Лазари, Марфа и Мария, очищали его от земли и мелких земляных червей, оказавшихся на теле. Сердобольная соседка принесла курицу, и теперь почтенная Саломея, присев у очага, варила ее, чтобы воскресший отпил отвару и набрался сил. Крестьяне приводили, присаживались на некоторое время рядом, внимательно и с удивлением разглядывали его и заговаривали с ним, а тот отвечал устало и совсем немногословно – только «да» или «нет». Затем приходили другие посетители-односельчане и жители соседних сел… В тот день пришел слепой староста, вытянул руку, жадно ощупал его и засмеялся.
– Ну что, хорошо там, в потустороннем мире? Радуйся, Лазаре, теперь тебе известны все тайны преисподней, но ты о них лучше помалкивай, злополучный, чтобы не вскружить голову миру живых…
И, наклонившись к уху Лазаря, он полушутя-полуиспуганно спросил:
– Одни только червячки? И больше ничего, не так ли?
Некоторое время он ждал ответа, но Лазарь молчал. Тогда слепой разозлился, взял свой посох и ушел.
Магдалина стояла на пороге и смотрела вдаль на дорогу, ведущую к Иерусалиму. Сердце ее рыдало, словно малое дитя. В последнее время каждую ночь ей снились дурные сны. Будто Иисус справлял свадьбу, а это означало смерть. А минувшей ночью приснилось, будто был он летучей рыбкой, которая взмахнула крыльями, вылетела из воды и упала на сушу. Рыбка трепетно билась на прибрежной гальке, пытаясь сновав взмахнуть крылышками, но это было ей не по силам и она стала задыхаться. Глаза ее помутнели, она повернулась и посмотрела на Магдалину. Магдалина бросилась было к ней, чтобы схватить и бросить обратно в море, но, когда она наклонилась и взяла рыбку в ладони, та уже была мертва. Магдалина держала рыбку, плакала над ней, поливая своими слезами, та стала расти, пока не достигла таких размеров, что едва умещалась в ее объятиях, а затем стала мертвым человеком.
– Не отпущу его больше в Иерусалим… Не отпущу… – простонала Магдалина, высматривая, не появится ли он на мощенной белым камнем дороге. Но вместо Иисуса на Иерусалимской дороге показался
И вот теперь она смотрела, как раввин поднимается в гору, опираясь о посох и останавливаясь время от времени, чтобы оглянуться назад в сторону Иерусалима, расправить плечи и перевести дыхание… В эти дни, проведенные вместе с Вифании, отец и дочь позабыли о прошлом, часто говорили друг с другом, старик увидел, что дочь его оставила неверный путь, и простил ее. Слезы смывают все грехи. Это было хорошо известно почтенному раввину, а Магдалина достаточно наплакалась. Тяжело дыша, старик приблизился, Магдалина отступила было от двери, давая ему дорогу, но отец остановился и с мольбой взял ее за руку.
– Магдалина, дитя мое, – сказал раввин. – Ты – женщина, великой силой обладают слезы твои, великой силой обладают ласки твои. Пади ему в ноги и моли, чтобы он не ходил больше в Иерусалим. Сегодня фарисеи-книжники осерчали пуще прежнего. Я видел, как они тайком переговариваются между собой: уста их источают яд, они готовят смерть.
– Смерть! – воскликнула Магдалина, и в груди у нее похолодело. – Смерть! Но разве он может умереть, отец?
Почтенный раввин глянул на дочь и горько улыбнулся.
– Мы всегда говорим так о людях, которых любим, – сказал он и замолчал.
– Но ведь Учитель совсем не такой смертный, как мы, совсем не такой! – в отчаянии воскликнула Магдалина. Нет! Нет! – все повторяла она, заклиная свой собственный страх.
– Откуда ты это знаешь? – спросил старик, и сердце его затрепетало, потому как он доверял предчувствиям дочери.
– Я знаю это, – ответила Магдалина. – Не спрашивай откуда. Я уверена в этом. Не бойся, отец: разве кто осмелится тронуть его теперь, после того, как он воскресил Лазаря?
– Теперь, после того, как он воскресил Лазаря; они рассвирепели еще больше. Раньше, слушая его возглашения, они только плечами пожимали. Но теперь, когда разнеслась весть о чуде, народ набрался отваги и кричит: «Он – Мессия! Он воскрешает мертвых, у него власть от Бога, пошли за ним!» Сегодня мужчины и женщины устремились за ним с пальмовыми ветвями в руках, калеки побросали свои костыли и принялись угрожать, бедняки подняли головы… Фарисеи-книжники видят все это и серчают. «Если мы будем позволять ему действовать так же, то скоро нам придет конец», – говорят они, то и дело ходят от Анны к Каиафе, от Каиафы к Пилату и роют ему яму… Магдалина, дитя мое; припади к его коленям, не отпускай его больше в Иерусалим, возвратимся в Галилею!
В памяти раввина возникла мрачная, побитая оспой образина.
– Магдалина, – сказал он, – когда я шел сюда, то видел, что Варавва околачивается там, а лицо его было мрачно, как у демона смерти. Услышав мои шаги, он спрятался в кустах. Это не к добру!
Немощное тело старика дрожало, он совсем выбился из сил. Дочь взяла его под руку, помогла войти в дом, принесла скамью. Старик сел, а Магдалина опустилась рядом с ним на колени.
– Где он теперь? Где ты оставил его, отец? – спросила Магдалина.
– В Храме. Он кричит, глаза его мечут огонь – того и гляди, сожжет священный чертог! А что за слова, что за богохульство, Боже мой! «Я, – говорит, – упраздню Закон Моисеев и принесу Новый Закон. Не нужно мне искать Бога на вершине Синая, я найду Его в сердце моем!»
Старик понизил голос и сказал с содроганием:
– Иногда, дитя мое, иногда я боюсь, как бы он не повредился рассудком. Что если Люцифер…
– Замолчи! – воскликнула Магдалина, зажав ему рот ладонями.
Пока они беседовали, на пороге один за другим стали появляться ученики. Магдалина вскочила, думая, что вместе с ними может быть и Иисус.