Последнее искушение Христа
Шрифт:
Он настроил лютню, прочистил горло, вытянул шею и затянул свой любимый псалом: «Помилуй меня, Боже, чрез великое милосердие Твое и чрез обилие сострадания Твоего прости мои прегрешения…» Тут появился хозяин таверны с кувшином вина и стаканами. Услыхав псалом, он пришел в ярость и завопил:
– Хватит! Хватит! Ты тоже прожужжал мне уши. Заладил одно и то же: «Помилуй… Помилуй…» Чтоб ты пропал! Это я согрешил, что ли? Это я пялился на чужих жен, когда они совершают омовение? Бог дал нам глаза, чтобы мы ничего не видели, – разве ты этого до сих пор не понял? Стало быть, так тебе и надо. А теперь, давай-ка, убирайся отсюда!
Слепой снова
– «Помилуй меня, Боже… Помилуй меня, Боже…» – раздраженно продребезжал хозяин таверны. – Давид наслаждался созерцанием чужих жен, этот вот слепой человечишка наслаждался созерцанием чужих жен, а страдать за это должны мы… Нет уж, брат!
Он наполнил стаканы вином, и все выпили. Затем налил вина в свой стакан и выпил уже сам.
– Пойду поставлю для вас в печку баранью головку. Отменнейшая закуска – пальчики оближешь!
С этими словами Симон проворно выскочил во двор, где стояла им же сооруженная небольшая печь, принес веток и виноградных лоз, развел огонь, сунул внутрь на сковороде баранью голову и вернулся к гостям – жизнь его была немыслима без вина и болтовни.
Настроение у гостей было, однако, нерадостным. Сгрудившись у огня, они вперили взгляд в дверь и сидели, словно на раскаленных углях, порываясь уйти. Чуть слышно перебросились между собой несколькими словами и тут же умолкли. Иуда поднялся и стал у двери: ему было противно видеть этих трусов, потерявших со страху голову. Как спешили они от Иордана до Иерусалима, как ввалились в эту таверну на окраине города с сердцем, готовым выскочить из груди! А теперь сидят, словно зайцы, прижав уши к спине, дрожат и пятки у них уже чешутся, чтобы снова дать стрекача… Да пропадите вы пропадом, молодцы галилейские! Благодарю тебя, Боже Израиля, что не сотворил меня таким, как эти морды! Я родился в пустыне и создан не из мягкой галилейской земли, но из бедуинского гранита! Все вы ластились к нему, давая клятвы и поцелуи, а теперь уповаете только на ноги, спасая собственную шкуру, я же, дикарь с волосами зловещего цвета, головорез, не покину его и буду ждать здесь, пока он не возвратится из Иорданской пустыни, узнаю, что он принес с собой, а тогда уже и приму решение, потому что я не дрожу за свою шкуру и единственное, что меня тревожит, – это страдания Израиля!
Услыхав в глубине таверны приглушенную перепалку, он обернулся.
– А я говорю, надо возвращаться в Галилею – там мы будем в безопасности. Вспомните наше озеро, ребята! – говорил, вздыхая, Петр.
Он видел, как его зеленая лодка покачивается на голубой волне, и сердце его трепетало. Видел гальку, олеандры, наполненные рыбой сети, и на глазах у него выступили слезы.
– Пошли отсюда, ребята! – сказал Петр. – Пошли!
– Мы дали слово ожидать его в этой таверне. Это дело нашей чести – сдержать слово, – сказал Иаков. – Поручим Киреняняну устроить все и переговорить с ним, если он явится.
– Нет! Нет! – возразил Андрей. – Разве мы можем оставить его одного в этом свирепом городе? Подождем его здесь.
– А я говорю, надо возвращаться в Галилею, – упрямо повторил Петр.
– Братья! – сказал Иоанн, умоляюще прикасаясь к рукам и плечам товарищей. – Братья, вспомните последние слова Крестителя. Протянув руку к мечу палача, он воскликнул: «Иисусе Назаретяннн, оставь пустыню, я ухожу. Приди к людям! Приди, не оставляй людей сиротами!» Эти слова полны глубокого смысла, друзья. Да простит меня Бог, если я скажу
У него прервалось дыхание. Андрей схватил Иоанна за руку.
– Говори, Иоанн! Какое страшное подозрение мучит тебя в тайне от нас?
– …но что, если наш Учитель есть… Он запнулся.
– Кто?
Голос Иоанна прозвучал тихо, словно он задыхался, исполненный ужаса:
– …Мессия!
Все вскочили. Мессия?! Столько времени провели они рядом с ним и ни разу не подумали об этом?! Вначале его приняли за доброго человека, за святого, несущего людям любовь, затем – за пророка, но не свирепого, как древние пророки, а радостного и спокойного – он низводил на землю Царство Небесное, которое есть доброта и справедливость. Непреклонного прадавнего Бога Израиля Иегову он называл Отцом, и, едва лишь называл Его Отцом, Тот сразу же становился мягче и все мы становились детьми Его… И вот теперь, что за слово сорвалось из уст Иоанна! Мессия! Ведь это значит – меч Давидов, мировое владычество Израиля, война! А они, ученики, первыми последовавшие за ним, – великие властители, тетрархи и патриархи, стоящие вкруг престола его! А то ведь зачем на небесах Бога окружают ангелы и архангелы? Равным образом и они суть на земле владыки народов и патриархи. Глаза у них заблестели.
– Беру свои слова назад, ребята, – сказал Петр и густо покраснел. – Я никогда не покину его!
– И я! И я! И я!
Иуда гневно сплюнул и ударил кулаком по дверному косяку.
– Эх, добрые молодцы! – вскричал он. – Пока вы считали, его немощным, то думали только о том, как бы смотаться. А теперь, едва учуяли его величие, так – «никогда не покину его!» Да все вы в один прекрасный день выдадите его с руками и ногами и – запомните хорошенько! – только я, один только я не предам его. Симон Киренянин да будет тому свидетелем!
Хозяин таверны, который все слышал и посмеивался в обвислые усы, подмигнул Иуде:
– Ну и морды! А еще хотят мир спасать!
Тут его ноздри учуяли доносившийся из печи запах.
– Головка подгорает! – завопил Симон и одним прыжком очутился во дворе. Товарищи в замешательстве переглянулись.
– Вот почему Креститель, увидав его, так и застыл на месте! – сказал Петр, ударив себя по лбу. Волнение охватило их, воображение их разыгралось.
– А помните голубя, появившегося у него над головой, когда он принимал крещение?
– Это был не голубь, а молния.
– Нет! Нет! Голубь! Он еще ворковал.
– Не ворковал, а говорил. Я собственными ушами слышал, как он сказал: «Святой! Святой! Святой!»
– Это был Святой Дух! – сказал Петр, перед глазами которого мелькали золотые крылья. – Святой Дух снизошел с небес, и все мы замерли – разве не помните? Я хотел было подойти ближе, но нога моя онемела – не шевельнуть! Попробовал закричать, но губы не повиновались мне. Ветер улегся, камыши, река, люди, птицы – все, все окаменело от ужаса, и только рука Крестителя медленно двигалась, совершая крещение…
– Ничего я не видел, ничего не слышал! – раздраженно сказал Иуда. – Ваши глаза и уши захмелели.
– Ты не видел, потому что не желал видеть, рыжебородый! – отрезал Петр.
– А ты видел, потому что желал видеть, всклокоченная борода! Захотелось тебе увидеть Святой Дух, ты и увидел Святой Дух. А теперь еще заставляешь увидеть Его и этих вот взбалмошных, вводя их в собственное заблуждение!
Иаков до сих пор только слушал, не говоря ни слова. Грыз ногти и молчал. Но тут он не выдержал: