Последнее лето ярла Ульфа
Шрифт:
Турбой вышел из своей кельи на втором этаже на следующее утро. И сразу занялся хозяйственными делами. То есть приготовлениями к будущему походу. Надо полагать, потому Скульд его и выпустил. Но без пригляда не оставил. Его людей в детинце было полно. В частности, берсерочья кодла ошивалась тут постоянно. Склонен думать, Скульд попросту не хотел выпускать их из зоны видимости.
Воины Одина, впрочем, не возражали. Пили, ели, валяли теремных девок, колошматили друг друга учебным оружием… В общем, чувствовали себя почти как в Валхалле. Почти, потому что порешить никого не удавалось.
Моя молодежная команда появилась
Вихорек, Вильд, Хавур Младший, Тулб, Торве Закрой Рот, Искуси и еще с полдюжины молодых данов и варягов, которых мой сын не без оснований считал своей малой дружиной.
— О! — с ходу воскликнул Вихорек, указывая пальцем на Турбоя. — Скульд-ярл выпустил свою шавку! Эй, шавка, ты уже обоссала все углы! А ну марш в будку, пока не схлопотала пинка!
Сказано было по-словенски, так что большинство присутствовавших здесь викингов монолога не поняли. Но заинтересовались. Уж больно глумливым и провокационным был тон Виги, чей посыл тут же поддержала группа поддержки:
— Пошла прочь, сучка!
— От тебя воняет трусостью!
— Иди пожри дерьма, сыкло!
Турбой сначала не понял, что все это — ему. А когда понял, удивился. Вернее, охренел. И даже не нашелся, что ответить.
А молодежь веселилась. Турбоя поносили теперь уже на двух языках. И не только они. В соревнование «кто лучше оскорбит жертву» включилась и часть бойцов Скульда. Викинги высоко ценили искусство словесного опомоивания противника. Умение ярко и выпукло охарактеризовать недостатки соперника входило в список обязательных для благородного воина Севера.
Ошеломленный внезапной атакой Турбой обтекал молча. Ответить даже не пробовал. Да и попробуй в одиночку противостоять трем десяткам насмешников. Тут не до словесных баталий. Тут только убивать. Побагровевший, с налившимися кровью глазами и раздувающимися ноздрями, бывший воевода сейчас идеально соответствовало собственному имени. И он был готов убивать, но, как и его четвероногий тезка в аналогичной ситуации, никак не мог выбрать, кого первым вздеть на рога.
— А ну замолчали все!
Скульд. Хороший у него голос. Зычный. Такой при ясной погоде за километр слышно.
Замолчали.
— Руку с меча убрал! — Это уже Турбою. — Что ты сделал?
Бывший воевода Водимира медленно ворочал головой, переводя взгляд с одного ухмыляющегося лица на другое.
— Что я сделал? — переспросил он.
— Да! — рявкнул ярл.
— Откуда я знаю? — раздраженно буркнул Турбой. — Вот эти щенки…
— Мы тебе не щенки, шавка! — выкрикнул Виги. — Спрячь свой гнилой язык, пока я не выдернул его из твоей свинячьей головы!
Сказано было на языке Севера, так что Скульд понял. И тоже удивился. Он знал, что Виги — мой сын. То есть для природного скандинава Виги был, пожалуй, даже чуточку повыше уровнем, чем Турбой. Но почему вдруг молодой благородный дан окрысился на словенского хёвдинга, Скульд не понимал.
— Я сейчас сам вырежу твой язык, младоумок! — по-словенски заревел Турбой, вновь хватаясь за меч.
— Стоять! — рыкнул Скульд. — Ульфсон! Что? Он? Тебе? Сделал?
— Ты видел, — спокойным голосом ответил Виги. — Он не пустил нас в город. Мой отец слишком добр. Так все говорят. Он ушел. А надо было взять палку и проучить брехливую шавку. Брехливую и трусливую. Да ты и сам видишь, ярл, каков он, — Вихорек подошел ближе. Теперь между ним и Скульдом (и соответственно — Турбоем) оставалось всего три шага. — Ты погляди на брехливую сучку, ярл. Погляди, как он потеет и пыжится, а сам, похоже, уже в штаны напрудил! — Указательный палец Вихорька нацелился на ту область, которую модельеры будущего назовут словом, которым во время текущее именуют вставной лоскут ткани — прошвой. Ширинкой то есть. Что характерно, палец, которым указывал Вики, был указательным пальцем левой руки.
Скульд, да, собственно, все столпившиеся вокруг, включая меня, посмотрели в указанном направлении. Интересно же. Неужто и впрямь напрудил?
А вот у Турбоя подобное обвинение, да еще и от какого-то нурманского юнца, метафорически выражаясь, «выдернуло чеку». И он взорвался. Выхватил меч и обрушил его на непокрытую голову Вихорька.
Три шага — идеальная дистанция для внезапной атаки.
Обоюдной.
Вихорек выхватил меч на долю мгновения позже, потому что руку на оружии не держал. Да ему и не нужно было опережать. Подшаг с понижением центра тяжести, с одновременным блоком-контролем запястья атакующей руки и тотчас, выхваченным мечом, снизу — режущий по внутренней поверхности плеча Турбоя. И на том же движении, хлестом, вскрыв горло, уход за спину противника, чтобы добить его… Не понадобилось. Турбой рухнул. Вихорек картинно стряхнул кровь с клинка — на него самого не попало ни капли — и поглядел на меня, ожидая одобрения.
Я кивнул. Безупречно исполнено.
Народ загомонил. Всем понравилось, даже немногочисленным новгородцам. Родни у Турбоя здесь не было. По крайней мере, здесь, во дворе. Да и помнили все местные, кто нурманов в город впустил.
Скульд нахмурился… Но тут же передумал гневаться. Хороший лидер чувствует настроение людей. Да и предъявить моему сыну нечего. На него напали. Внезапно, подло, ему пришлось защищаться. Что он и проделал с блеском.
— Хорош у тебя сынок, Хвити! — пробасил Бирнир Бесстрашный. — Славным хёвдингом растет.
— Уже вырос! — отозвался Свартхёвди, который тоже изрядно поучаствовал в воспитании Вихорька. — Две доли в добыче! Все наши дренги под ним!
— И меч хорош! — Скульд поддел носком сапога срезанный хлестом меча клок Турбоевой бороды. И велел одному из новгородских дружинников: — Заберите его. И похороните достойно. Как бы он ни жил, а умер как подобает. В бою.
Ополчение подошло к Новгороду на следующее утро. Сразу много. Видимо, собрались где-то неподалеку заранее. Нельзя сказать, что Скульд испугался. Несколько тысяч местных, из которых половина — огнищане[1], и их чадь для слаженного хирда Сутулого не проблема, а ситуация. Случись им сойтись в поле, я уверенно поставил бы на викингов. А уж затворись Скульд в городе, мог бы сидеть в осаде, пока зима не придет. Припасов хватало, а «пятая колонна» в Новгороде хоть и имелась, но была под контролем данов. Хотя…
Мелькнула у меня мысль: поддержать новгородских и ударить Скульду в спину. Но я ее отверг. Да, мне очень не хотелось, чтобы новости о Рюрике и похищенном драккаре дошли до Сигурда. Варяги мне родня, как-никак. Но вступи я в бой на стороне новгородцев, неизвестно, чем бы это закончилось, ведь хирд Сутулого пришлось бы вырезать до последнего человека. И даже удайся мне этот геноцид, дальше придется жить с нешуточной опаской. Хуже, чем Рюрику. Тот у Змееглазого всего лишь драккар спер, а я целую армию оприходую. Да и потери будут изрядные. Как бы лихие хирдманы Сигурда всех нас не положили. Их же в разы больше, и качество такое, что большая часть моих им и в оруженосцы не годится.