Последнее письмо
Шрифт:
— Я буду иметь это в виду.
После легкого завтрака, ее желудок был уже не в состоянии принять большее, мы вошли в легкий ритм беседы. Даже без усилий.
— Медведей близнецам подарила бабушка. Один розовый, другой голубой, как и все в те времена. Но Кольт влюбился в розового. Он постоянно носил его с собой, поэтому голубой достался Мэйзи. Когда им было по три года, Райан приехал и взял Кольта с собой в поход на одну ночь. Мэйзи всегда была больше домашней девочкой, она умоляла остаться дома, и я ей разрешила. Но Кольт почти отказался идти. Мэйзи знала, что это потому,
— Так это действительно медведь Кольта?
Элла кивнула.
— Он отправляет его с ней каждый раз, когда она попадает в больницу, чтобы они могли быть вместе, а голубой остается у него дома.
Да, эта ноющая боль поселилась в моем сердце.
— У тебя потрясающие дети.
Ее улыбка была искренней, и у меня чуть не перехватило дыхание, когда она слегка повернулась, чтобы разделить ее со мной.
— Я благословенна. Я не была уверена, как справлюсь с этим, когда Джефф ушел, но они всегда были такими… они были идеальными. Конечно, они бывали, шумными и грязными, но они привносили в жизнь краски. Я не могу вспомнить, как выглядел мир до того, как я взяла их на руки, но я знаю, что он и вполовину не был таким ярким.
— Ты замечательная мать.
Она сделала движение, чтобы отмахнуться от моего комплимента.
— Нет. Ты такая, — повторил я, нуждаясь в том, чтобы она услышала меня, поняла, что я говорил серьезно.
— Я просто хочу, чтобы меня было достаточно, — ее згляд метнулся к часам, как это происходило каждые пять минут с тех пор, как Мэйзи исчезла за этими двойными дверями.
— Так и есть. Тебя достаточно, — она посмотрела на меня, и я проклял свой язык. Если бы я не был осторожен, то выдал бы себя.
— Спасибо, — прошептала она, но по тому, как она отвела взгляд, я понял, что она не уверена.
— Так что дальше? В монополию? Или в другую игру? — спросил я, пытаясь разрядить обстановку и отвлечь ее.
Она указала на деревянную коробку на противоположном конце стола.
— Эрудит, и тебе лучше быть осторожным. Я без проблем надеру тебе задницу, даже если ты будешь достаточно мил, чтобы просидеть со мной весь день.
Я не был милым. Я был лживым, манипулирующим засранцем, который не заслуживал того, чтобы сидеть с ней в одной комнате. Но я не мог этого сказать. Поэтому вместо этого я схватил коробку и приготовился к тому, что меня начнут учить.
***
— Так ты вырос в приемной семье? — спросила меня Элла, когда мы делали шестьдесят четвертый круг по коридору.
Мэйзи была в операционной уже шесть часов, и минут пятнадцать назад хирурги сообщили, что все идет хорошо и они изо всех сил пытаются спасти ее почку.
— Да.
— Сколько их было?
— Честно говоря, не помню. Меня часто перемещали. Наверное, потому что я был ужасным ребенком. Я дрался со всеми, кто пытался помочь, нарушал все правила и делал все возможное, чтобы меня выгнали из дома, надеясь, что это как-то заставит мою маму вернуться, — я не ожидал, что она поймет. Большинство людей, выросших в нормальных домах и живущих в обычных семьях, не могли этого
— Ах, эта милая, нелогичная логика ребенка, — сказала Элла.
Конечно, она ее понимала. Именно это и привлекло меня к ней в первую очередь. Ее простое принятие меня через наши письма. Но, судя по тому, что я видел, она была именно такой — любящей.
— В основном.
— Какая семья была самой лучшей? — спросила она, снова удивив меня. Большинство людей хотели знать о худшей, как будто моя жизнь была поводом для сплетен, чтобы подпитать их жажду трагедий других людей.
— Э-э, моя последняя. Я был со Стеллой почти два года, начиная примерно с моего пятнадцатого дня рождения. Она была единственным человеком, с которым я хотел остаться, — воспоминания нахлынули на меня, некоторые болезненные, некоторые приятные, но все они были размыты тем фильтром, который может дать только время.
— Почему ты этого не сделал?
Мы дошли до конца другого коридора и развернулись, чтобы идти обратно.
— Она умерла.
Элла сделала паузу, и мне пришлось обернуться.
— Что?
— Мне так жаль, — сказала она, сжимая рукой мой бицепс. — Наконец-то найти кого-то и потерять…
Инстинкт подсказывал мне провести руками по лицу, отряхнуться и продолжать идти, но я не мог пошевелиться, когда ее рука была на мне, каким бы невинным ни было это прикосновение.
— Да. Для этого действительно нет слов.
— Как будто кто-то подхватывает твою жизнь и трясет ее, как снежный шар, — сказала Элла. — Кажется, прошла целая вечность, прежде чем осколки осели, а после этого они уже никогда не будут на прежнем месте.
— Именно так.
Она передала это чувство с точностью знатока. Как получилось, что я так и не нашел никого, кто бы понял, какой была моя жизнь, а эта женщина определила ее, не моргнув глазом?
— Пошли, мы еще не до конца протоптали дорожку на линолеуме, — сказала она и начала наш шестьдесят пятый круг.
Я последовал за ней.
***
— Это слишком долго. Почему так долго? Что пошло не так? — Элла расхаживала взад-вперед по хирургической приемной.
— Они просто давно не сообщали нам никаких новостей. Может быть, они уже заканчивают, — я наблюдал за ней, прислонившись к подоконнику. Она была спокойна, даже собранна, пока не наступило время, когда, по их расчетам, операция должна была закончиться. Как только это время прошло, в ней что-то перевернулось.
— Прошло уже одиннадцать часов! — закричала она, схватившись руками за голову. Она уже успела выдрать столько прядей из своих волос, что они были разбросаны вокруг нее, такие же растрепанные, как и она сама.
— Так и есть.
— Это должно было занять десять часов! — ее глаза были расширены она паниковала, и я не мог ее винить. Черт, она лишь озвучивала те же мысли, что и у меня в голове.
— Все в порядке? Мистер и миссис Маккензи? — в палату заглянула медсестра. — Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Я не… Да, вы можете узнать, что именно происходит с моей дочерью. Ее должны были вывезти из операционной больше часа назад, и до сих пор нет никаких вестей. Никаких. С ней все в порядке?