Последнее письмо
Шрифт:
— Как и должно быть.
— И все, что связано с Мэйзи. В последнее время я только об этом и думаю. Ведь сейчас июль, верно? Значит, прошло девять месяцев с тех пор, как ей поставили диагноз. Девять месяцев. И я сделаю все, чтобы она жила…
— Например, позволишь мне удочерить ее, — вмешался я, думая, что это поможет.
— Именно! Я нашла самого сексуального, самого невыносимого, вызывающего привыкание мужчину, на которого я когда-либо смотрела, и засунула его не в зону друзей, а в зону друзей брата, а потом переместила его в зону папочки, где
По моему телу прокатился прилив жара. Я так хорошо держал свои руки при себе после нашей почти катастрофы на диване. Я пробегал по шесть миль в день, принимал холодный душ, плавал в озере, словом, делал все с намерением держать руки подальше от Эллы, а она одной своей тирадой заставила меня быть на грани самоконтроля. Прошел почти год с тех пор, как у меня был секс, и мое тело очень жестко и болезненно напоминало мне, что единственная женщина, которую я хотел, стояла передо мной и жаловалась, что я нахожусь в зоне друзей.
— Ладно, хватит. Ты не загоняла меня в зону друзей, я сам туда попал. И в зону отцов тоже. Это на моей совести. А не на твоей.
— Тогда ты дурак! — крикнула она, ее глаза загорелись самым милым негодованием. — Я имею в виду зону друзей, а не отцов.
— Ты такая милая.
Ее глаза сузились. Черт, не то слово.
— Милая? Я милая? Нет, вот в чем дело. Я уже год не стриглась, ты знаешь, каково это? Дело не в волосах, я не такая тщеславная, а во времени, Бекетт. Дело во времени, которое требуется, чтобы вложить в себя силы и средства, а я уже не та женщина. Я отказалась от макияжа, от вечерних воскресных ванн со свечами, я не спала ни одной полноценной ночи с тех пор, как Мэйзи поставили диагноз, и я уже месяц хожу в брюках, потому что не побрила ноги.
— Ты мне нравишься в брюках.
— Не в этом дело! Сейчас июль, Бекетт! Июль — это шорты, походы, загар и поцелуи под лунным светом. А я в джинсах, без поцелуев, и мои ноги выглядят так, будто Йети где-то в Гималаях одолжил мне свою шубу!
— Вау, это… очень наглядно, — не смеяться. Не. Смеяться. О да, эти ногти оставляли следы.
— Я больше не женщина. Я мама. Мама, которая не может быть никем другим, кроме как мамой, потому что ее ребенок может не дожить до следующего года, — она сдулась, как лопнувший воздушный шарик, ее руки покинули мои бицепсы, а голова с легким стуком приземлилась на мою грудь. — Боже, я эгоистка.
Я обхватил ее руками и крепко притянул к себе.
— Ты не эгоистка. Ты человек.
— Волосы не имеют значения. Ни на ногах, ни на голове. Не тогда, когда у Мэйзи их вообще нет. Я же говорила тебе, у нас месяц перерыва, и мой мозг просто разрывается от всякой ерунды, которая не имеет значения, — она пробормотала эти слова мне в грудь.
— Это важно, потому что ты важна. Знаешь, когда летишь в самолете, тебе говорят, что сначала нужно надеть кислородную маску на себя, а потом на детей? Так вот. Если ты наденешь кислород только на своего ребенка, то потеряешь сознание и не сможешь ему помочь. Время от времени тебе нужно делать
— Я в порядке. Мне просто нужно было выговориться.
— Я знаю, что это так, и я могу с этим справиться.
Она отстранилась на дюйм и одарила меня сексуальной ухмылкой.
— Что? — я почти боялся ее ответа.
— О, ничего. Просто я не чувствую себя в зоне друзей, — она пожала плечами.
Вот дерьмо, я был тверд, и я прижал ее к себе.
— Я никогда не говорил, что не хочу тебя, Элла. Более того, я уверен, что говорил обратное. Ничего не изменилось.
Она выдохнула воздух через губы, убирая прядь светлых волос, выбившуюся из хвоста.
— Да, и в любом случае это не имеет значения. Волосатые ноги и все такое.
— Ты меня убиваешь, — я взял ее за руку и развернулся, а затем вышел из дома с ней на буксире, прокладывая путь к стойке регистрации, где Хэйли занималась какими-то бумагами. — Хэйли.
— Бекетт, — сказала она насмешливо-серьезным голосом.
— Отведи Эллу прямо сейчас, чтобы она постриглась. Запиши ее на массаж, ванну с морскими водорослями или все, что вы, девочки, любите делать. Покрасьте ногти на ногах, купите новую одежду, все это. У вас есть пять часов, а потом она нужна мне в здании суда. Сможешь?
— Бекетт… — возразила Элла. — Прекрати, — умоляла она.
— Ты даришь мне своих детей. Позволь мне подарить тебе несколько часов. А потом мы пойдем куда-нибудь. В настоящий ресторан с настоящим меню и без мелков на столе. Никаких адвокатов. Никаких детей. Только мы. И ты будешь чувствовать себя такой же красивой, какой всегда была для меня.
— Элла, если ты не набросишься на этого парня, это сделаю я, — заявила Хэйли.
Элла заставила ее замолчать, сверкнув глазами.
— Хэйли должна работать.
— Я займусь телефонами и гостями, — предложил я.
— Займешься? — Элла скривила рот в улыбке, как и Мэйзи. — И ты не будешь убивать тех, кто тебя раздражает?
— Я сделаю все возможное, чтобы оставить твой бизнес в целости и сохранности, — я достал бумажник и протянул Хэйли кредитную карту.
— Не отдавай ее Элле, она ею не воспользуется. Пожалуйста, пойди и сделай так, чтобы она почувствовала себя женщиной.
— Это будет так весело! — Хэйли выскочила из-за стойки администратора.
— Я возьму свою сумочку, и мы пойдем!
— А я присмотрю за малышами, — вклинилась Ада, уловив конец обмена мнениями. — Я также уложу их спать. А вы, дети, гуляйте, сколько хотите, — последнюю фразу она прокричала, направляясь прямо на кухню.
— Ты уверен? — спросила меня Элла.
Боже, она была такой красивой. Я взял ее за руку и потянул за собой в проход, расположенный рядом с парадным коридором.
— Ты потрясающая. Тебе не нужен макияж. С тех пор как я тебя встретил, не было ни одного момента, когда я видел бы в тебе что-то меньшее, чем невероятную, изысканную, красивую женщину. Но я понимаю, что ты не чувствуешь себя так, как вижу тебя я. Так что да, я уверен.