Последнее плавание капитана Эриксона
Шрифт:
– Ты закрываешься: он дал тебе ключ? – угрюмо спросил кочегар. – Ну и что он тебе пообещал? Койку пошире и кошелек потолще? А кроме кошелька у него все, как у всех…
Глаза Элен наполнились слезами. Она выскочила из кочегарки, побежала по ступенькам наверх.
Проводив ее равнодушным взглядом, кочегар презрительно плюнул на руки и снова взялся за лопату. За открытой дверцей топки полыхало и гудело пламя.
16
«Эскильстуна» тихо скользила в молоке тумана. На самом
За штурвалом стоял Эриксон, здесь же, в рубке, находился и Ларсен. Отсюда, из рубки, был виден рулевой, его фигура из-за тумана казалась расплывчатой и зыбкой.
Ларсен поглядывал на часы, это заметил капитан:
– Торопишься?
– Время!.. Я говорю, время занимать место на галере.
Но Эриксон удержал его:
– Не спеши, редактор, кочегар выдержит… Не впервой… Да и хватит его баловать.
После всего недавно увиденного Эриксону не хотелось оставаться в одиночестве, но даже сам себе он боялся в этом признаться.
Сквозь туман до них отчетливо донесся орудийный залп. Он был значительно ближе, чем те недавние ночные раскаты. Затем раздался еще один…
– Эхо, что ли? – покрутил головой из стороны в сторону Ларсен.
Постепенно эхо переросло в орудийную перестрелку. Работали мощные калибры.
Эриксон долго прислушивался:
– С двух сторон… друг дружку! – И с мрачным вздохом добавил: – Ни свернуть, ни назад вернуться. Мы уже в самой гуще этой каши! – И потянулся к карте.
Это была лоцманская карта, выпущенная не так давно. Во всяком случае, тогда еще никто не мог себе представить, что этот северный мир когда-то разделится на своих и чужих. И, естественно, никто из картографов даже помыслить не мог, что довольно скоро по воле судьбы они станут воюющими сторонами. Но даже в дни войны воюющие стороны так быстро меняют свое расположение, что линии фронта иногда успевают измениться не за дни, но даже за часы. Порою даже картографы, находящиеся в боевых армейских порядках, не успевают до конца разобраться в причудливых изменениях фронтовых порядков. Что уж говорить о лоцманских картах!
Эриксон долго рассматривал карту, а затем обернулся к Ларсену:
– Слушай, редактор, а дай-ка мне твою, на манжетке.
Ларсен снял с руки манжетку, расправил ее, и Эриксон стал пристально изучать полустершуюся путаницу карандашных линий.
– Та-ак… Это вот, похоже, форт Ино, – бормотал он. – Читал когда-то: старый русский форт. У них, понятно, большие стволы. Интересно, кто там сейчас?
– Думаю, интервенты, – ответил Ларсен.
– Интервенты разные. Кто конкретно: англичане, французы, кто еще?
– Снаряды говорят на одном языке.
– А здесь, в Териоках?.. – продолжал размышлять Эриксон.
– База английских сторожевых катеров, – Ларсен ткнул пальцем в манжетку. – Вот же значок, катер нарисован.
– Не одни же там катера. Может, и оттуда… – капитан прислушался к другой стороне. – А это, похоже, от Сескара… Торпедные катера, гидроаэропланы, артиллерия… Не слишком ли много для одной «Эскильстуны»? – проворчал он, изучая рисунки на манжетке. – А это что у тебя здесь за пятна?
– Минные поля.
– Откуда ты все это знаешь? Кто тебе ее нарисовал? – с некоторым подозрением, выходя из себя, сердито спросил Эриксон. – Может, фальшивка?
– Военные нарисовали. В Штабе армии, в Стокгольме. Сказали: секретная. Просили, в случае чего, смыть ее. Сперва запомнить, а потом смыть, – объяснил Ларсен. – Это тот американец, что «Эскильстуну» зафрахтовал, попросил для нас ее на манжетке нарисовать. Я так понял, американцы очень заинтересованы, чтобы с твоим пароходом в пути ничего не случилось.
– Им плевать на меня и на «Эскильстуну». И на твой груз тоже. Им важно, чтоб ты целым в Петроград добрался. Я это сразу понял, еще там, в Стокгольме. – И Эриксон стал снова вглядываться в манжетку. – Посмотри сюда, – он позвал Ларсена. – Вот точка. Приблизительно мы здесь. Сескар мы благополучно миновали. Так?
– Ну, правильно!
– А это пятно…
– Минное поле, – подсказал Ларсен.
– И что же получается?.. Получается, что мы прем прямо на минное поле?
– Похоже, – согласился Ларсен.
– «Похоже»! – зло передразнил Ларсена капитан. – Где здесь проходы? Почему они их не отметили?
– Может, они их не знают, – сдвинул плечами Ларсен.
– Ну и выбрось! За борт выбрось эту свою манжетку. Она не стоит даже сигарного окурка! – гневно сказал, почти прокричал Эриксон и бросился к рукоятке телеграфа, перевел ее на «малый».
«Эскильстуна» медленно сбавила ход и тихо, словно осенний лист в безветрие, плыла сквозь артиллерийский грохот справа и слева.
– Всех бы их сюда, – пробормотал капитан. – И тех, и этих…
Рулевой по-прежнему недвижимо, как памятник, стоял на носу.
Где-то недалеко раздался артиллерийский выстрел, и за ним последовал совсем близкий мощный взрыв. И тут же из тумана накатила высокая волна, подхватила и накренила «Эскильстуну». Рулевой от такой неожиданности пошатнулся, но как-то ловко вывернулся и схватился за ограждающий леер.
– Мина сдетонировала! Или торпеда? – с беспокойством в голосе сказал Эриксон и продолжил прислушиваться. Внезапно он весь как-то вытянулся, замер…
До них издалека стал доноситься какой-то странный чавкающий гул.
И в это время на Ларсена не ко времени напал приступ кашля. Он трясся, пряча лицо в отвороты пальто.
– Ти-хо! – прошипел капитан.
Рулевой, стоящий на носу, тоже услышал эти звуки и стал беспокойно оглядываться. И было от чего. Этот гул на них медленно надвигался. Уже даже можно было понять, что это работает мощный судовой двигатель.
– Тральщик! – не глядя на Ларсена, объяснил Эриксон. – Похоже, это они расстреляли мину. – И решительно поставил рукоятку телеграфа на «стоп».