Последнее правило
Шрифт:
— А что, я обязана? — удивляется Алисия. — Он относится к Джесс не так, как она заслуживает.
— Что вы имеете в виду?
— Если он прикажет: «Прыгай», она даже не станет спрашивать: «Высоко?» — а просто пойдет и купит ходули с пружиной для подскакивания.
— Мы редко видимся с тех пор, как они начали встречаться, — добавляет Кара. — Марк хочет, чтобы она принадлежала только ему.
«Как и большинство склонных к насилию родителей», — думаю я.
— Детектив Метсон? — произносит Алисия. — С ней ничего плохого не случится, ведь так?
Неделю назад Джесс Огилви, возможно,
— Надеюсь, — отвечаю я.
Люди не могут просто исчезнуть. Всегда есть причина или же враг, затаивший злобу. Всегда остается ниточка, потянув за которую, размотаешь весь клубок.
Но все дело в том, что Джесс Огилви, похоже, святая.
— Я удивилась, когда она не пришла на экзамен, — признается профессор Горгона. Худощавая женщина с белым пучком волос на голове и едва слышным иностранным акцентом, она совершенно не походила на чудовище, каким ее представили Алисия с Карой. — Честно признаться, она моя лучшая студентка. Она получает диплом магистра и одновременно пишет научную работу. Закончила колледж Бейтс со средним баллом «четыре», два года проработала в программе «Воспитываем патриотов», прежде чем решила выбрать профессию учителя.
— Есть среди студентов такие, кто завидовал ее успехам? — спрашиваю я.
— Я ничего подобного не замечала, — отвечает профессор.
— Она не рассказывала вам о личных проблемах?
— Я не из тех, кому захочется поплакаться в жилетку, — усмехается профессор. — Наши отношения не выходили за рамки «учитель-ученик» в буквальном смысле слова. Помимо учебы, насколько мне известно, она занимается тем (но это тоже напрямую связано с образованием), что организовывает в своем городе паралимпийские игры и работает наставником у мальчика-аутиста. — Внезапно профессор хмурится. — Ему кто-нибудь звонил? Ему будет непросто справиться с ситуацией, если Джесс не появится в условленное время. Любые изменения в размеренном течении жизни травмируют таких детей, как Джейкоб.
— Джейкоб? — переспрашиваю я и открываю ежедневник.
Это мальчик, чья мама оставила сообщение на автоответчике в профессорском доме. Мальчик, чье имя значится в расписании Джесс в день ее исчезновения.
— Профессор, — интересуюсь я, — а вы случайно не знаете, где он живет?
Семья Джейкоба Ханта обитает в той части Таунсенда, которая несколько обветшала в сравнении с остальным городом, в той части, которую вы вряд ли разглядите за утопающими в зелени, величественными — словно сошедшими с картинки — старыми домами Новой Англии. Их жилище — нечто среднее между кооперативным домом, где живут недавно разведенные люди, и давно списанным железнодорожным вагоном.
У женщины, открывшей дверь, синее пятно на рубашке, небрежно собранные в пучок темные волосы и самые красивые в мире глаза. Они бледно-голубые, как у львицы, чуть золотистые, но, похоже, и они пролили свою порцию слез, а всем известно, что небо, на котором сгустились тучи, намного интереснее безоблачного. Я бы дал ей чуть больше сорока. Она держит ложку, с которой капает на пол.
— Мне ничего не нужно, — говорит она, пытаясь закрыть
— А я ничего не продаю, — отвечаю я. — У вас, м-м-м… капает.
Она опускает глаза, потом засовывает ложку в рот.
И тут я вспоминаю, зачем пришел. Достаю жетон.
— Я детектив Рич Метсон. Вы мама Джейкоба?
— О боже! — восклицает она. — Я думала, он уже позвонил вам и принес извинения.
— Извинения?
— На самом деле это не его вина, — продолжает она, не слушая меня. — Разумеется, я должна была заметить, что он тайком уходит из дому, но у него… это увлечение превратилось в патологию. И если есть способ убедить вас не давать делу ход… Это, разумеется, не подкуп, можно ведь просто по-человечески договориться… Понимаете, если дело получит огласку, моей карьере конец. А я мать-одиночка, едва свожу концы с концами…
Она что-то еще бормочет, но я не имею ни малейшего понятия, о чем она говорит. Хотя слова «мать-одиночка» расслышал.
— Прошу прощения, мисс Хант…
— Эмма.
— Эмма. Я… понятия не имею, о чем вы говорите. Я пришел сюда, потому что с вашим сыном работала Джесс Огилви…
— Ой! — всхлипывает она. — Я слышала о Джесс в новостях. Ее бедные родители, должно быть, с ума сходят. Нашли какие-нибудь зацепки?
— Поэтому я и хочу поговорить с вашим сыном.
Ее глаза темнеют.
— Неужели вы думаете, что Джейкоб имеет какое-нибудь отношение к ее исчезновению?
— Нет, но, судя по ее ежедневнику, он последний, с кем она встречалась перед исчезновением.
Она складывает руки на груди.
— Детектив Метсон, у моего сына синдром Аспергера.
— Понятно.
А я дальтоник. Какая разница?
— Это одна из форм высокофункционального аутизма. Он даже пока не знает, что Джесс пропала. В последнее время он не в себе, и это известие может его раздавить.
— Я буду предельно тактичен.
Она мгновение смотрит на меня оценивающим взглядом. Потом поворачивается и идет в дом, ожидая, что я последую за ней.
— Джейкоб, — зовет она, когда мы входим в кухню.
Я стою в дверях, ожидая появления ребенка. В конце концов Джесс Огилви — учительница, и профессор Горгона называла Джейкоба «мальчиком». Но вместо мальчика в кухню входит бегемот-переросток, выше меня ростом и по виду намного крепче. И наставником этого «мальчика» была Джесс Огилви? Я секунду таращусь на подростка, пытаясь понять, почему он кажется мне знакомым, и внезапно меня осеняет: переохладившийся мужчина! Этот парень назвал причину смерти раньше судмедэксперта.
— Ты? — удивляюсь я. — Ты и есть Джейкоб Хант?
Теперь мне понятны сбивчивые извинения его матери. Она, вероятно, решила, что я пришел взыскать штраф с ее сына или арестовать его за вмешательство в расследование преступления.
— Джейкоб, — сухо говорит она. — Полагаю, ты уже знаком с детективом Метсоном.
— Привет, Джейкоб! — протягиваю я руку. — Приятно с тобой познакомиться, так сказать, официально.
Он не пожимает мне руки. Даже не смотрит в глаза.
— Я читал заметку в газете, — говорит он равнодушным, словно у робота, голосом. — Ее поместили в самом конце. По моему мнению, смерть от переохлаждения заслуживает по крайней мере второй страницы.