Последнее правило
Шрифт:
— Так выглядит его комната, — говорит Эмма. — Джейкоб настоящий фанатик порядка. Все должно находиться на своих местах. Для него это осязаемый эквивалент незыблемости порядка вещей и в будущем.
— Когда ты забрал рюкзак?
— Когда все убрал.
На рюкзаке остались бирки, как и утверждал Макгуайр.
— Не возражаешь, если я приобщу его к делу?
Внезапно Джейкоб так и засиял.
— Вы обязаны это сделать. Понадобится провести анализ частиц ДНК, которые обнаружатся на ремнях, а на лежащем внутри белье можно провести пробу на кислую фосфатазу. Скорее всего, понадобится весь
Он убегает наверх, а я поворачиваюсь к Эмме.
— Он всегда такой?
— Это еще что! — Она поднимает на меня глаза. — Джейкоб вам помог?
— Дал пищу для размышлений, — признаюсь я.
— Если были следы борьбы, это в корне меняет дело, — подчеркивает она.
Я удивленно приподнимаю бровь.
— Вы тоже тайно увлекаетесь криминалистикой?
— Нет, несмотря на немалые усилия Джейкоба научить меня. — Она на мгновение отводит взгляд и смотрит в окно. — Я думаю о матери Джесс. Последний раз, когда она разговаривала с дочерью, они говорили о каких-нибудь глупостях. Вы понимаете, о чем я? Может, они ссорились, что она не звонит? Или забыла послать тете открытку со словами благодарности?
Эмма смотрит на меня.
— Раньше я каждую ночь перед сном говорила своим сыновьям «Я вас люблю». Но теперь они ложатся спать позже меня.
— Мой отец говорил: жить с чувством вины — все равно что сидеть за рулем машины, которая едет только задним ходом. — Я усмехаюсь уголками губ. — Несколько лет назад у него случился инсульт. До этого я частенько не отвечал на его звонки, потому что у меня не было времени вести беседы о том, выйдут ли бейсболисты «Сокс» в финальные игры чемпионата. Но после я сам начал звонить ему. Каждый раз я заканчивал разговор словами «Я люблю тебя». И мы оба знали почему. Но мои слова почему-то казались не к месту теперь, ведь раньше я их не говорил. Это как пытаться вычерпать океан чайной ложкой. Он умер восемь месяцев назад.
— Примите мои соболезнования.
Я натянуто смеюсь.
— Не знаю, черт возьми, зачем я вам все это рассказываю.
В этот момент появляется Джейкоб с парой латексных перчаток. Я надеваю их и осторожно беру рюкзак, но в это время звонит мой сотовый.
— Метсон, — отвечаю я.
Звонит один из лейтенантов из управления, спрашивает, сколько меня еще ждать.
— Я вынужден бежать.
Я беру в руки пакет.
Джейкоб резко наклоняет голову.
— Естественно, было бы интересно узнать результаты экспертиз.
— Естественно, — отвечаю я, хотя и не намерен их разглашать. — Что сегодня показывают в «Блюстителях порядка»?
— Шестьдесят седьмую серию. Ту, в которой в тележке для покупок за книжным магазином найдена изуродованная женщина.
— Помню эту серию. Внимательно присмотрись…
—..
Он провожает меня до двери, его мать идет следом.
— Спасибо, Джейкоб. Да, Эмма… — Я жду, пока она поднимет на меня глаза. — Говорите это утром, когда они просыпаются.
Когда я подъезжаю, два детектива, осматривавшие дом Джесс Огилви, стоят на улице на собачьем холоде, пристально разглядывая изрезанную противомоскитную сетку.
— Есть отпечатки? — спрашиваю я, выпуская изо рта облачко пара.
Но ответ мне уже известен. Если уж на то пошло, и Джейкобу тоже. Шансы обнаружить отпечатки пальцев при такой низкой температуре ничтожно малы.
— Никаких, — отвечает один, Марси, красавчик со сногсшибательной фигурой, коэффициентом интеллектуального развития 155 и подружкой, которая может легко выбить мне зубы. — Но мы обнаружили окно, которое взломали, чтобы пробраться внутрь, и отвертку в кустах.
— Отлично. Вопрос лишь в том, был ли это взлом с проникновением. Или сетку порезали, чтобы пустить нас по ложному следу?
Бэзил, второй детектив, качает головой.
— Внутри никаких следов взлома.
— Да, но это ничего не значит. Я только что разговаривал со свидетелем, который утверждал обратное. Он сам… убрал в доме.
Марси смотрит на Бэзила.
— В таком случае он не свидетель, а подозреваемый.
— Нет. Он аутист. Долгая история. — Я смотрю на сетку. — Каким ножом резали?
— По всей видимости, кухонным. Мы обнаружили их несколько, отвезем в лабораторию, посмотрим, есть ли на каком-нибудь лезвии следы постороннего металла.
— Внутри дома остались отпечатки?
— Да. В ванной и на компьютере, плюс несколько неполных в кухне.
Но в таком случае отпечатки Марка Макгуайра ничего не доказывают — он сам признался, что жил у Джесс.
— Обнаружен также неполный след от обуви, — говорит Бэзил. — Нет худа без добра: на таком холоде не остается отпечатков, зато на снегу остаются отличные следы.
Внизу, под выступом водосточного желоба, я вижу красный след от воска, который он разбрызгал, чтобы снять отпечаток. Ему повезло найти сохранившийся след — со вторника все замело свежим снегом. Это след каблука, в центре — отпечаток звезды в окружении похожих на отметины на компасе черточек. Как только Бэзил сфотографирует, мы сможем внести снимок в базу данных, чтобы узнать, что это за обувь.
Слышится шум едущей по улице машины, хлопает дверца. Скрип снега, приближающиеся шаги.
— Если журналисты, — говорю я Марси, — открывай огонь без предупреждения.
Но это не журналисты. Это Марк Макгуайр. Похоже, он с нашей последней встречи глаз не сомкнул.
— Пришло время, черт возьми, полиция зашевелилась и начала искать мою девушку! — кричит он, и даже за несколько метров от него несет спиртным.
— Мистер Макгуайр, — говорю я, медленно приближаясь к нему. — Вы случайно не знаете, противомоскитная сетка была порезана?
Я пристально смотрю на него, ожидая реакции. Но правда в том, что у меня нет веских улик против Марка Макгуайра, нет повода для его ареста, пока не обнаружено тело.