Последнее пристанище
Шрифт:
ЭПИЛОГ
Луи потянулся, зевнул и, перевернувшись на бок, притянул Кадана к себе.
Тот пробормотал что-то неразборчивое и, уткнувшись носом ему в ключицу, снова уснул.
Этой ночью Кадан взял его — впервые за много, много лет.
С тех пор как они покинули Вену, прошел уже год, и все это время Кадан
— Помнишь тот случай на конюшне? — спросил он.
Кадан шутливо нахмурился и пристально посмотрел на него.
Луи провел кончиками пальцев по ложбинке между его ягодиц.
— А, тот случай, — многозначительно произнес Кадан и подался навстречу ему.
— Ты сказал, что подумаешь, чтобы у меня попросить взамен.
Кадан усмехнулся.
— Я придумал, — сказал он. И озвучил свой каприз.
Луи не раздумывал. Он хотел быть с Каданом целиком и хотел, чтобы тот чувствовал себя равным ему.
Самому Кадану еще предстояло расплачиваться за пожелание и теперь, поглаживая его по спине, Луи мог во всех подробностях перебирать различные варианты расплаты.
— Я тебя люблю, — пробормотал Кадан и потерся щекой о его плечо.
Луи поцеловал его в висок.
— Я тоже тебя люблю, — сказал он, — но уже двенадцать часов, и если ты не встанешь и не начнешь одеваться, то "Персифаля" Лондону не видать.
Кадан пробормотал что-то еще и перевернулся в его руках так, чтобы прижаться к груди Луи спиной.
— Ничего не слышу.
— Я не хочу, — более разборчиво сказал Кадан и приоткрыл один глаз.
— Это еще почему?
— Ты все равно не придешь.
Луи поджал губы и кончиками пальцев прочертил на животе Кадана замысловатый
— У меня сегодня важный разговор, наконец-то, кажется, я нашел опытного управляющего для второй фабрики, — сказал он.
— Вранье, — прокомментировал Кадан, но тем не менее сел, так что Луи оставалось только потянуться за ним и снова прижаться к спине.
— Тебе не нравится, как я пою, — сообщил он.
— Нет, — согласился Луи и поцеловал Кадана в узкое плечо.
Кадан хмуро покосился на него.
— Ты даже не слышал.
— Я слышал. Один раз.
— Целый один раз. О да.
Луи немножко привирал — но только в том, что ему не понравилось так уж совсем. Он в самом деле заглядывал на "Волшебную флейту", но так и не выдержал шести часов. Голос Кадана был слишком высок, хотя и довольно красив, всех же остальных стерпеть Луи вообще не мог.
— Мне нравилось, как ты пел раньше, — уже более честно сказал Луи, — в твоем голосе была душа.
— В моем голосе была скорбь, — Кадан опустил подбородок и прижался к его ладони щекой.
— Нет, в нем была жизнь. Потому что ты пел для себя.
Кадан усмехнулся.
— Я пел для тебя.
— А теперь ты поешь по нотам, для них.
Кадан замер и какое-то время сидел так, неподвижно, а затем подошел к окну и раздвинул шторы. День выдался пасмурным — с деревьев в саду облетала последняя листва, и зима вступала в свои права. Он вгляделся в горизонт и тихо-тихо запел, так, что у Луи с первых звуков потянуло в груди. Эта песня не походила на ту, которую он недавно слышал в театре. Но теперь, как и много веков назад, ему казалось, что сами тучи откликаются на этот зов.
Дождавшись, когда песня умолкнет, он подошел к Кадану со спины и обнял его.
— А так? — спросил тот.
— Спасибо, — сказал Луи и, перегнувшись через плечо Кадана, поймал его губы, чтобы поцеловать.
Конец.