Последнее пророчество
Шрифт:
Смех в аудитории.
В то время импровизированный ответ сенатора вызвал у Слейтера лишь легкое и недолгое беспокойство. Вскоре эпизод благополучно забылся.
А потом пришла беда. Когда агенты в Джорджии, наблюдавшие за Клейтоном Кливером, доложили о появлении шантажиста, Слейтер сразу сообразил, что в свете тех комментариев Ричмонда всем тщательно разработанным планам угрожает серьезная опасность.
Он впервые узнал о существовании Зои Брэдбери. Поиски в Интернете усилили беспокойство. Англичанка была довольно авторитетной исследовательницей Библии, и ее слова имел и немалый вес. Если бы она дала критикам необходимое орудие, с помощью которого было бы доказано, что Книгу
Слейтер был бизнесменом и ко всему подходил с прагматичной точки зрения. Ему не потребовалось много времени, чтобы просчитать варианты.
Первый. Откупиться от Зои Брэдбери. Она хочет получить от Кливера десять миллионов. Какая ей разница, если деньги поступят из другого источника? Главное — она разбогатеет. В крайнем случае сумму можно удвоить. Но если ей захочется еще? Что, если англичанка, получив деньги, все равно проболтается? Разве ей можно доверять?
Второй вариант выглядел предпочтительнее. Похитить Зои Брэдбери и заставить показать те самые доказательства. Потом уничтожить их, а вместе с ними и ее саму. Решить проблему раз и навсегда.
Слейтер обратился к своим контактам. Его человек в ЦРУ поручил проведение операции некоему Джонсу, который, в свою очередь, отправил на Корфу команду для похищения Брэдбери. Теперь англичанка содержалась в надежном месте, где ее никто не найдет. Зато возникли непредвиденные осложнения. Ждать становилось слишком опасно. Пришло время для решительных действий.
Слейтер выключил DVD, опустился в кресло и устало помассировал виски. На низком столике перед ним стояла деревянная ваза с шоколадными батончиками. Он схватил сразу три, сорвал обертки и с жадностью проглотил один за другим. Потом взял лежавший на широком подлокотнике телефон и набрал номер.
Человек из ЦРУ ответил после второго гудка.
— Нужно поговорить, — сказал Слейтер. Помолчал, слушая. — Нет, вы приезжайте сюда. Я здесь один. Отослал нашего болванчика на несколько дней.
— Буду через три часа, — ответил голос в трубке.
— Будьте через два.
33
Доктор Джошуа Гринберг свернул с автострады и заехал на парковочную стоянку у придорожного кафе. Прихватив лежавший на соседнем сиденье кейс, он вылез из взятой напрокат «хонды» и, кряхтя, выпрямился. Путь был неблизкий. Доктор потер глаза.
Мимо, взметая пыль и пыхтя отработанными парами, с грохотом пронесся тяжелый грузовик. Доктор повернулся к кафе и, неловко переставляя замлевшие ноги, поднялся по ступенькам к входу. В заведении было тихо — несколько угрюмых водителей и две семьи заканчивали поздний ланч. Он занял кабинку в углу, опустился на виниловое сиденье и попросил кофе. Есть не хотелось. Коричневая бурда, которую сунула ему под нос официантка, могла сойти за благородный напиток с большой натяжкой, но доктор промолчал.
Медленно потягивая кофе, он минут тридцать смотрел на свои лежащие на столе руки. Надо ехать. Его там ждут. В заведении. Ждут пакет, который нужно передать
Он горько усмехнулся. Заведение. Подходящее слово для заброшенного отеля в забытой богом глуши. Заведение, где удерживают ни в чем не повинную, похищенную молодую женщину.
Доктор косо взглянул на кейс. Подтянул поближе, открыл замки, сунул руку под крышку. Достал пузырек. Поставил на стол перед собой. В пузырьке из матового стекла содержалось около ста миллилитров прозрачной, тягучей жидкости. Этикетки не было. Выглядел пузырек вполне безобидно. В нем могла бы, например, быть какая-нибудь травяная настойка. Или другое лекарство. Но доктор знал, что если вылить содержимое в большой закипающий кофейник за стойкой, то каждый, кто выпьет потом чашку кофе из него, еще до вечера станет кандидатом на место в психиатрической лечебнице.
Сначала этот несчастный просто сделается чрезмерно болтливым и раскованным и с радостью поведает первому встречному свои самые интимные тайны. Потом снадобье пойдет дальше, проникнет в мозг и выпустит на волю все черное и страшное — все загнанные вглубь страхи, все обиды, все зло, все неспокойные, дурные мысли. И все это хлынет из подсознания, сметая выставленные сознанием преграды, неся с собой ярость, паранойю, боль и ужас, весь набор самых крайних, острых эмоций, какие только способен испытывать человек. И этот жуткий поток будет безжалостно изливаться и терзать на протяжении долгих-долгих часов.
Остановить запущенный механизм невозможно. Неизбежный результат — безумие. И противоядия нет.
Доктор зябко поежился. Он должен передать пузырек Джонсу, который введет препарат невинной молодой женщине. Введет и погубит ее навсегда.
Он опустил голову.
«Господи, как же я во все это впутался?»
Бессмысленный вопрос. Он прекрасно знал ответ. Всему виной одна небольшая ошибка, за которой кое-какие грешки прошлого, давно, как ему казалось, забытые. Одна небольшая ошибка, испортившая, сломавшая все.
Всю свою жизнь Джошуа Гринберг пытался выбиться из бедности. Его отец работал на автомобильном заводе в Детройте, мать была уборщицей. Родители делали все возможное, чтобы послать единственного сына в колледж, чтобы он не повторил их путь. Он тоже старался — получил степень, выбрал в качестве специализации неврологию и психиатрию. Они гордились им. К сорока восьми годам Джошуа Гринберг достиг многого: частная практика в Нью-Йорке, должность заведующего кафедрой в Колумбийском университете, где он читал лекции, и большой дом в Хэмптоне с участком в два акра, бассейном и конюшней. О большем его жена Эмили и не мечтала. Дочери-подростки получили арабских лошадей, а престарелых родителей Джошуа поселил в роскошную пристройку.
Призрак прошлого почти не напоминал о себе, и доктор надеялся, что он уже никогда его не настигнет. Это случилось на первом году учебы, когда он, неуверенный в себе восемнадцатилетний мальчишка, впервые оказался так далеко от дома. Его соседом по комнате был Дикки Энджелс.
Вот уж кого ему никогда не забыть. Дикки был сыном преуспевающего юриста и успел провести два года в Европе, где путешествовал по Франции и Италии, что в представлении Джошуа равнялось полету на Луну. Настоящий гражданин мира. Дикки курил «Собрание», разбирался в винах, читал Толстого и Джеймса Джойса. Целых шесть месяцев Джошуа восхищался им издалека, страстно надеясь, что его чувства никак не проявляются внешне. Однажды, впервые в жизни попробовав шампанского, он едва не поцеловал Дикки. Ничего особенного не случилось, но вскоре Дикки попросил перевести его в другую комнату. Через несколько месяцев Джошуа познакомился с Эмили, и постыдный эпизод забылся. Жизнь продолжалась.