Последнее слово девятого калибра
Шрифт:
– Наш завод был построен в 1902 году по велению царя Николая. На нем трудилась вся династия Баварцевых. Инженерами, конструкторами, руководителями. К семнадцатому году завод выпускал в год уже двести тракторов! «Мрянец» времен коллективизации ничуть не уступал по техническим характеристикам американскому «Фордзону». Мой прадед, несмотря на преследование большевиков за интеллигентское прошлое, руководил цехом по сбору машин не покладая рук. «Мрянцы» пахали поля первых колхозов, помогая сельчанам кормить горожан и выполнять программу индустриализации. В сентябре тридцать пятого мой прадед, Константин Ипатьевич Баварцев, был расстрелян. Такое дикое было время… Преследовали и уничтожали тех, кто отдавал свое здоровье и помыслы служению стране. Но его дело подхватил дед, Баварцев Петр Константинович. Во время войны на заводе изготавливались комплектующие к танкам «ИС-3». Как вы знаете, они прошли всю войну и служили потом верой
После знакомства с трагической историей жизни «Константина Ипатьевича» Феклистов понял, что его «пишут». Где-то в глубине одеяний заместителя директора тракторостроительного завода пряталась мощная звукоснимающая аппаратура, на пленке которой сейчас остался даже звук почесывания судьей собственного носа. Феклистову опять стало смешно и грустно одновременно. Феклистову было очень хорошо известно, каким образом Баварцев сел в кресло замдиректора. Когда, пару лет назад, акции тракторостроительного завода резко пошли вверх, и завод, отряхнув с себя многолетнюю труху развала, вновь стал подниматься, криминальные круги Мрянска мгновенно стали проявлять к нему недюжинный интерес. Проблема была лишь в том, что директор, тот, благодаря руководству которого завод получил возможность выполнять госзаказ на производство экспортной техники, наотрез отказался сотрудничать с упомянутыми кругами. Лидером одной из организованных преступных группировок, захотевших прибрать к рукам завод, был некто Лисс. В прошлом – спортсмен и уголовник, потом – директор станции технического обслуживания японских автомобилей, а ныне – президент корпорации, занимающейся торговлей углем. Знание инфраструктуры МТЗ, конъюнктуры рынка и возможность управлять процессами внутри завода означало захват главенствующего положения не только в Мрянске, но и во всей области. После нескольких перестрелок, причины и последствия которых до сих пор выясняются в правоохранительных органах, Лисс закрепил за собой право быть единственным из всех преступных авторитетов города, кто мог теперь решать проблемы усадки в кресло руководителя МТЗ своего человека. Не видеть этого мог только слепой. Сдвинуть с места нынешнего директора не получилось. Нельзя сдвигать с места людей, которые прибывают с «рекомендательными письмами» из Центра. Это глупо и бесперспективно. Но усадить рядом с директором купленного с потрохами служаку – реально. Так Сергей Львович и попал на завод. Получив в свое время образование в Свердловском юридическом институте, Баварцев раскрыл свой талант юриста в совершенно иной сфере. То, что он грамотен и образован, знали многие, если не все, кто вместе с ним заканчивал институт. Однако Сергей Львович пошел по другой дороге. Он отлично знал закон и судебный процесс, как гражданский, так и уголовный. Именно эти качества позволили Лиссу среди массы кандидатов выбрать для востребованной должности именно его. Кто, как не юрист, может знать, как правильно нарушать закон? Где тонко, там и рвется. А Сергей Львович лучше других знал, где бывает «тонко» всегда и когда «тонко» становится лишь при определенных обстоятельствах. Умение создавать эти обстоятельства и заставило Лисса сделать выбор в пользу Баварцева. Мир праху, конечно, его предков, но к их династийной привязанности к тракторостроению он не имел никакого отношения. Благодаря его труду на заводе Лисс знал о всех процессах, происходящих там. А заодно мог влиять и на решения, принимаемые там. Потому и было смешно федеральному судье Ленинского района города Мрянска Владимиру Игоревичу Феклистову.
А грустно было по причине того, что люди, подобные Баварцеву, вместе с приобретением высокой должности теряют чувство реальности. Вместе с приказом о назначении они совершенно забывают о том, что совсем недавно над их глупыми поступками смеялись все, кто их знал. В одночасье мудрыми не становятся. Это закон неписаный. Природный. Сорокалетнего тупого мужика один день на руководящей должности умным не сделает. Забыл об этом и Баварцев. Поэтому сейчас, держа в кармане пиджака диктофон, надеялся на то, что Феклистов сморозит какую-нибудь глупость, роковую для себя. Авось потом и пригодится? Законным способом ее не используешь. Об этом ему и адвокат Успенский вчера говорил, наставляя на сегодняшнюю разведку боем. Однако расшатать стул, сидя на котором судья будет думать о справедливом приговоре, будет можно.
Эх, если бы дело рассматривал не Феклистов, а кто-нибудь другой! Все могло быть гораздо проще. Но председатель суда отписал дело именно ему. Увещевания из областного суда на председателя не подействовали…
Вот об этом сейчас думал Владимир Игоревич, глядя на затянувшего свой рассказ Баварцева. Тот пока ничего не просил и ни на чем не настаивал. Вероятно, перед прибытием этого ходока над ним поработал неплохой психолог.
– Сергей Львович, я устал. Зачем вы выкапываете передо мной корни своего генеалогического древа?
– Поймите, Владимир Игоревич, я хочу, чтобы до вас дошел смысл тех страданий, которые годами преследуют Баварцевых. Ваш приговор, который вы вынесете через месяц…
– Стоп! Ни слова больше. Вы не можете знать, когда я вынесу приговор. Также вы не можете знать – какой именно. Для его вынесения я покину зал и уединюсь с заседателями в совещательной комнате. Своим мудреным рассказом вы пытаетесь оказать на меня давление. Сергей Львович, я хочу напомнить вам, что вы находитесь под подпиской о невыезде. И тот факт, что вы пришли ко мне, никоим образом не повлияет на ход процесса. Вы лишь сами себе причиняете головную боль. Мне кажется, что я произношу лишние слова. Если я не ошибаюсь, вы неплохо разбираетесь в вопросах отправления правосудия. Значит, знаете и о том, каким образом только что пытались нарушить его сами и склонить к этому меня. Зачем вы убеждаете судью в том, что ему никак не поможет вынести правильное решение? Тем более вы делаете это незаконно.
– Почему «не поможет»? – глупо прокололся Баварцев. – Напротив, мой приход должен повлиять на ваше решение. Я честен и пытаюсь вам это доказать.
– Вот видите! – усмехнулся, теперь уже открыто, Феклистов. – А говорите, что не давите на меня.
Сергей Львович растерялся:
– Поймите, Владимир Игоревич! Если бы я продал эти девятьсот восемьдесят тракторов в Иран, то зачем мне было гнать их составом через Прибалтику?! Директор говорит, что я в нарушение закона и в обход процедуры оформления изменил содержание документации готовой продукции! Могло ли так быть? Как за два года можно утаить на заводе почти тысячу машин?! Да не просто утаить, а вывезти и продать?! Это же нонсенс!!
– Что-то я не пойму, как ваш предыдущий рассказ связан с тем, о чем вы говорите сейчас… – Феклистов внимательно посмотрел на вспотевшего Баварцева.
«Вот сука!» – едва не вырвалось у Сергея Львовича.
– Я хочу… Я хочу, чтобы вы поняли одну важную вещь, Владимир Игоревич, – Баварцев, обмякнув, пытался достойно хотя бы завершить разговор. О том, что он не состоялся и цели визита не достигнуты, он уже понял. – Фамилия Баварцевых уважаема в городе. Ее знает каждый, кто живет в области. Нас расстреливали, унижали, но мы все равно делали свое дело. Человеку, носящему фамилию Баварцев, к клевете не привыкать. Но должен же этому наступить конец?! Мы, потомки, помним и чтим имена наших предков. И продолжаем заниматься тем, чем занимались в свое время они. А они несли на своих плечах, как и мы, весь груз российского машиностроения. Я невиновен, ваша честь. И хочу, чтобы за то время, которое пройдет до вынесения вашего справедливого приговора, вы как следует разобрались в этом уголовном деле. Возможно, оно возбуждено не без оснований. Но фамилия Баварцевых тут ни при чем.
«Молодец, – мысленно похвалил замдиректора Феклистов. – Скромненько и со вкусом».
– Вы закончили?
– Да!
– Вы несколько опережаете события. – Феклистов кашлянул и подтянул к себе отложенное дело. – Ваша пламенная речь очень напоминает последнее слово подсудимого. Но оно произносится в конце процесса, а не в самом его начале. А насчет «как следует разобраться» – можете не переживать. Я за это ежемесячно получаю зарплату. Вы на своих плечах несете груз российского тяжелого машиностроения, а я – ответственности за отправленное правосудие. Кстати, пришли вы немного не по адресу. Обязанность контролировать процесс того, как вы свой груз носите, где поднимаете и где опускаете, лежит на прокуратуре, а не на суде. Засим прощаюсь.
Было видно, как разочарован Баварцев. Впервые за два года ему вновь пришлось пережить унижение от понимания собственной глупости. И тем страшнее было будущее. Судья тактично произносил фразу за фразой, не касаясь важных тем, а у Баварцева складывалось впечатление, что Феклистов раз за разом бросает его через бедро.
«Ясно одно – этот мужик на «морковку» не «ведется»…»
Эта аллегория пришла на ум неожиданно. Когда Баварцев шел к двери, перед его взором почему-то появился осел. На его спине сидел хозяин и держал перед носом осла, на веревочке, морковку. Осел видел морковку. И шел лишь только потому, что ему очень хотелось ее съесть. Идти по другой причине осел отказывался.
Тема «оплаты труда», завернутая в фантик спонсорства, не прошла так же, как не прошла тема возвышенных чувств. Перед Баварцевым сидел каменный монумент, имя которому было – Владимир Игоревич Феклистов.
– Сергей Львович… – раздалось за его спиной.
Повернувшись, он увидел судью, задумчиво потирающего ладони.
– Мне вот какая мысль пришла в голову, Сергей Львович… Если вы и другие потомки так свято чтят память своих предшественников, тогда почему ни в одном из поколений детей не называли именами своих предков?