Последнее слово девятого калибра
Шрифт:
Смотрел на часы и Лисс.
После звонка Беса он понял, что ситуация практически полностью вышла из-под контроля. Ремизов ищет момент вонзить бывшему боссу нож в спину, документы утеряны. Утеряны для него, Михаила Юльевича. Зато сейчас находятся в руках следствия. Баварцев еще в Мрянске говорил о том, что они являются простой бумагой, пока не попали в руки судьи должным образом. Понять, что такое «должным образом», Лисс был не в силах. Баварцеву лишь силой собственного обаяния удалось внушить мрянскому авторитету, что документы, которые так старательно собирается вбросить в процесс Пусыгин, не имеют никакой юридической силы до тех пор, пока следствие не представит этого Пусыгина в этот процесс в качестве свидетеля со стороны обвинения. Но и это невозможно, поскольку следствие уже закончено. Неверие в такие юридические странности заставило Михаила Юльевича начать эту игру. Он поставил на кон все и ошибся. Случилось то, о чем предупреждал Баварцев, – документы оказались в руках следствия. Только теперь уже совершенно по другому уголовному делу. В деле по факту убийства судьи Феклистова.
– Что мы можем сейчас сделать? – спрашивал Михаил Юльевич по телефону Баварцева.
– Пока рядом со следователем прокуратуры находится толковый консультант, сделать что-то очень трудно, – отвечал Сергей Львович. – Я вас предупреждал о возможности ошибки, но вы пропускали мои советы мимо ушей. В данный момент Выходцеву подробно объясняются правила и тонкости юридической игры. Умный человек, обладающий колоссальными знаниями в области права, решит любую задачу. Поверьте мне…
– Я жду не нравоучений, а советов… – По хрипящему шепоту Баварцев догадался, что Лисс теряется, а потому взбешен.
– Не нужно было его убивать!
– Ты меня учить будешь?! Да, можно было бы обойтись малыми нервами и не устраивать в столь мало подходящем для этого месте целой сценарной постановы!.. Однако я, ребята, не хочу упускать то, что принадлежит мне по праву. И, если ты не подчистишь дела с заводом, я подчищу тебя. Потому что за собой всегда убираю сам. Как спрашивают англичане – ю андестенд, блин, ми?
Молчание. А что на это можно возразить? В конце концов, Баварцеву было очень хорошо понятно, что дела Лисса блестящими не назовешь.
– Без Струге Выходцев имеет значение нуля.
– Кто нам может помочь?
– Закон.
– Не зли меня.
– Я не шучу. Наше законодательство в состоянии высечь само себя, как унтер-офицерская жена. Я тогда был против убийства Феклистова, а сейчас и подавно уверен в том, что чем больше мы совершаем глупостей, тем призрачнее становятся наши шансы выиграть «дело МТЗ». Если менты «поднимут» Феклистова, вас не спасет сам господь бог!
– Нас, а не меня!..
– Подумайте над моими советами хотя бы раз! Выбивание табурета из-под ног судьи выглядит гораздо проще, нежели вам, несведущему, кажется! – Голос замдиректора МТЗ внушал доверие. – Я подумаю, как это сделать быстро…
Это «быстро» затянулось уже на день. От Баварцева не было никаких звонков. Это могло означать как успех в его действиях, так и поражение. Скорее всего, эта юридическая крыса сейчас совершает в Мрянске самостоятельные движения. Оно и понятно – хвост у юриста дымится, как труба котельной на МТЗ.
«Дойдет до того, что этот хренов юрист еще за рубеж свалит!» – вот мысль, которая посетила Лисса к концу дня.
Он сидел в кресле, тянул из высокого бокала токайское и пытался подавить в себе волнение от того, что ни от Беса, ни от Баварцева нет никаких известий вот уже шесть часов.
Когда свет солнца за окном из веселого превратился в унылый, а бутылка легкого вина опустела, на его столе опять зазвонил телефон…
В половине восьмого в номере появились Бутурлин и Злобин.
По их блестящим глазам и слегка порозовевшим лицам Струге догадался, что сближение «участников процесса» продолжается. На столе на этот раз появился не коньяк, а настоящий мужской продукт – водка «Смирнофф». Пока Злобин, виновато поглядывая в сторону Струге, сооружал на столе из принесенного пакета некое подобие застолья, Бутурлин не преминул упомянуть о том, что на сегодняшних лекциях Антон Павлович был отмечен как отсутствующий.
– Ничего удивительного, если я на них не присутствовал, – спокойно заметил Антон, в душе досадуя на то, что Выходцев, очевидно, договорился не с тем, с кем нужно.
– Как бы вас не отозвали… – заметил Злобин, разливая напиток. – Сегодня куратор говорил, что обо всех отсутствующих на занятиях будет сообщено в суды.
«Этого еще не хватало!»
– Вы как ребенок, Струге, – отметил Бутурлин. – Словно вырвались из заточения на волю. Безответственно. Что нового в расследовании?
– Слишком резкий переход. – Струге дотянулся до телефона – Выходцев опаздывал уже на десять минут. – Протоколы пишутся, дело сшивается, расследование продолжается. Вы слишком много пьете крепких напитков, Бутурлин. В вашем возрасте, при вашем здоровье, это неблагоразумно. Научитесь пить как я – до упаду, но очень редко.
– Вы передали Выходцеву письмо?
– Передал. Он закинул его в дальний ящик своего стола и забыл. С него спрашивают не за расшифровку манускриптов, а за поимку убийц.
– Вы думаете, он их найдет? – спросил Злобин. – Кажется, дело чересчур запутано.
Струге промолчал. На другом конце телефонной связи воцарилось молчание, перемежаемое длинными гудками. Наверное, Выходцев уже в пути. Накинув на себя одежду, Антон так же молча вышел из номера и прикрыл за собой дверь.
Перед лифтом он остановился. Непонятная тревога вползала в него сквозь поры кожи. Чувство опасности и возможного подвоха – это неотъемлемое качество всякого уважающего себя судьи. Оно присуще и оперативникам, и следователям, и преступникам. Но у каждого оно проявляется по-своему. Антону оно представлялось вяжущей, липкой паутиной, залепляющей лицо. Словно он, находясь в ночном лесу, находился в одном шаге от чего-то невидимого. Невидимого, но готового при первой его оплошности пасть на его лицо мертвой хваткой.
Убрав руку от кнопки вызова, он повернулся и пошел к лестнице. Лестнице, которая всего сутки назад подарила ему одно из не самых приятных воспоминаний о пребывании в столице. Темный лестничный пролет встретил его тишиной. Все двери, ведущие на этажи, были наглухо закрыты во избежание сквозняков. Стекла и здоровье своих постояльцев в этой гостинице хранили свято. Антон спускался по лестнице и слышал лишь свои шаги…
Проходя мимо двери восьмого этажа, Струге увидел двоих, выходящих на лестницу. Кто-то решил выйти на улицу, воспользовавшись лестницей, а не лифтом. У каждого свои причуды. Струге, если не торопился, всегда считал своим долгом спуститься или подняться при помощи своих мышц. Впереди еще очень много дней, когда будешь лежать и думать о тех моментах, когда имел счастье передвигаться самостоятельно. Ценить малое все начинают лишь тогда, когда его лишаются. Если лишить Струге обыденной и уже незаметной для себя привычки прикуривать по утрам сигарету, то он, наверное, сойдет с ума. Однако сейчас, пока есть возможность насладиться первой утренней затяжкой, оценить ее по-настоящему просто невозможно…
От мощного удара по голове Антон выронил из руки шапку…
Ноги предательски подломились, став в одно мгновение тряпичными. Пытаясь заслониться от второго возможного удара, судья резко обернулся и поднял на уровень бровей согнутую в локте руку. Однако его тело, лишенное опоры и сотрясенное неожиданным ударом, понесло вниз по лестнице…
Антон, будучи откинутым не к перилам, а к стене, пытался всеми силами удержать свое тело. Но оно, подчиняясь незыблемому закону гравитации, неслось вниз. Он успел лишь заметить, что в руке одного из напавших зажата палка. Короткий обрезок металлической трубы, обмотанный толстым слоем медицинского пластыря.